неожиданно из уст старого аристократа вырывается одно-единственное слово, произнесенное тоном невыразимого отчаяния:
– Посмотри!
Он не обращается ни к сыну, ни к доктору, ни к Массигеру – ни к кому конкретно. Он просто говорит: «Посмотри», – но так, что всем становится страшно.
И все окружающие, включая супругу, которая с большим достоинством сидит в углу, занимаясь вышиванием, невольно следуют за направлением его взгляда. И видят, как из-под нижнего края темной занавеси медленно выползает, приближаясь к ним и стелясь по полу, что-то черное, бесформенное.
– Стефано, Стефано, Бога ради, что с тобой! – воскликнула синьора Грон, вскочив на ноги и уже направляясь к портьере. – Разве ты не видишь, что это просто вода?
Из четверых мужчин никто даже подняться не успел.
Действительно, это была вода. Как, через какую трещину или щель она проникла в гостиную – непонятно. Здесь из-за полутьмы она казалась черной змеей, извивающейся на полу. Пустяк, конечно, если не воспринимать это как явный вызов устоям. Но не сулила ли эта струйка, не сильнее течи из-под рукомойника, чего-то другого, пострашнее? Вся ли беда заключалась только в ней? А вдруг такие же ручейки шелестят уже по стенам, образуя лужи между стеллажами библиотеки, и дробная капель со сводов соседнего зала уже разбивается о большое серебряное блюдо – подарок его высочества на свадьбу.
– Эти кретины опять забыли закрыть окно! – воскликнул юный Федерико.
– Так беги же, закрой! – распорядился отец.
– Да ничего подобного, – возразила синьора, – успокойтесь. Если что, они сами закроют.
Она нервно дернула шнур, и вдали отозвался звон колокольчика. Между тем таинственные всплески все повторялись, как бы догоняя друг друга и зловеще нарушая покой в самых дальних уголках особняка. Старый Грон, насупившись, не отрывал глаз от струйки на полу: она медленно набухала по краям, продвигалась на несколько сантиметров, останавливалась, опять набухала, продвигалась еще на шаг и так далее. Массигер тасовал карты, чтобы скрыть волнение. А доктор Мартора задумчиво покачивал головой, как бы говоря: «Ну и времена, уже и на слуг нельзя положиться!» – или же: «Ничего не поделаешь, поздно спохватились».
Они подождали несколько мгновений, слуги не подавали никаких признаков жизни. Массигер наконец решился:
– Синьора, я ведь вам говорил, что…
– Господи! Опять вы за свое, Массигер! – оборвала Мария Грон. – Ну из-за чего весь сыр-бор? Из-за какой-то воды на полу! Сейчас придет Этторе и вытрет. Эти проклятые рамы, вечно они подтекают. Надо бы плотника позвать!
Но слуга по имени Этторе все не приходил, и вообще непонятно было, куда подевалась многочисленная прислуга. Ночь стала враждебной и напряженной. Таинственные всплески превратились в почти непрерывный рокот, как будто в подвалах дома катали бочки. Шум дождя снаружи был уже почти не слышен, заглушенный этим новым гулом.
– Синьора! – внезапно вскричал Массигер, вскакивая на ноги с крайне решительным видом. –