в том, что я расскажу, нет признака чьей-либо вины, иначе я давно бы сообщила об этом партии.
– Расскажите о себе и о вашей семье все.
Серебрякова говорила четыре часа. Иногда Ягода или Агранов прерывали ее, щеголяя знанием деталей, которые она упустила.
– И тем не менее, – сказал ей Агранов, – вы говорите неправду, вы скрываете главное.
Дверь открылась, и вошел секретарь ЦК Ежов. Его крошечный рост и лицо старого карлика ужаснули Серебрякову.
– Все еще не хочет помочь нам? – спросил он улыбаясь, отчего все его лицо еще больше исказилось и сморщилось.
– Так вот, подведем итог, – продолжал Агранов. – Самого главного вы нам так и не сказали. В декабре 1934 года, после убийства Кирова, вы проходили по коридору своей квартиры и остановились у дверей кабинета мужа. Вы услышали, как ваш отец…
– Но позвольте, – закричала Серебрякова, – отца в это время не было в Москве! Он за всю зиму ни разу, слышите, ни разу не был у нас!
– Не прерывайте меня, вспомните все и подтвердите. Ваш отец говорил: «Мы убрали Кирова, теперь пора приняться за Сталина».
– Ложь!
– Поймите, – сказал Ежов мягко. – Мы хотим сохранить вас как писателя. Вы ведь стоите на краю бездны. Дайте правдивые показания, и вас не арестуют. Через несколько месяцев мы восстановим вас в партии и вернем в литературу. Вы снова выйдете замуж, будете счастливы. Ваши дети вырастут в человеческих условиях…
Галина Серебрякова сначала попала в больницу, потом ее все-таки арестовали и отправили в ссылку. Она отбыла свой срок, вышла на свободу, вернулась в Москву, но долго не могла обустроить свою жизнь.
Она обивала пороги разных учреждений, пока не попала на прием к моему отчиму – Виталию Александровичу Сырокомскому, который в начале 60-х работал помощником первого секретаря Московского горкома. Человек с обостренным чувством справедливости, готовый помочь всякому, кто нуждается в помощи, он был потрясен ее трагической историей. Он буквально заставил своего шефа принять Серебрякову, за этим последовал звонок в Моссовет и ордер на квартиру. Она много писала и издавалась, хотя воспоминания об аресте и ссылке увидели свет только после ее смерти…
Если Кирова действительно убили сотрудники НКВД, неужели им не страшно было браться за такое дело?
Профессор Наумов:
– Насколько я могу судить, Николаеву не говорили, что он должен убить Кирова. Он должен был просто выстрелить, инсценировать покушение. Летальный исход исключался. Я этим объясняю то истеричное состояние, в какое впал Николаев. Хотел попугать, а попал Кирову в затылок. Врач понадобился не Кирову, а самому Николаеву. Он бился в конвульсиях. Его в себя не могли привести. Организаторы, может быть, и сами испугались. Но уже было поздно…
МЕДВЕДЬ И ЗАПОРОЖЕЦ
Какова судьба сотрудников Ленинградского управления НКВД, которые могли точно знать, что и как было?
Почти всех уничтожили тех, кто знал, что произошло. Они, естественно, не думали, что с ними так