впервые пришедшую ей в голову мысль: а ведь они будут вместе спать, и Димка увидит ее раздетой… Стыд-то какой! Хотя все женятся – и ничего. Наверное, привыкают постепенно. К тому же, раздеваясь, можно попросить, чтобы он отвернулся, пока она не влезет в ночнушку. Новая ночнушка у нее очень красивая. И свадебное платье очень красивое. И белые туфли на ужасно высоких каблуках. И вышитая белыми розочками огромная, как парашют, фата из тончайшего прозрачного крепдешина. Юлька отвлеклась от смущающих ее мыслей и стала с удовольствием представлять, как будет выглядеть в день свадьбы. Девки, конечно, просто умрут. Димка, наверное, тоже обалдеет…
Девки, конечно, просто умерли. И даже неоднократно. Они умирали на протяжении всего процесса одевания невесты, от белых кружевных колготок вплоть до водружения фаты на туго закрученную в узел на затылке косу. Они так откровенно умирали, что Юлька ослушалась приказа не выходить из комнаты до отъезда в сельсовет и пошла в комнату тети Нины, где было зеркало в полный рост – в старом шифоньере. Она долго растерянно рассматривала себя в этом зеркале и вдруг расстроилась. Нет, все было очень хорошо, и не такая она дура, чтобы не понимать, что и сама по себе очень даже ничего, а в этом платье с пышной, как кринолин, юбкой, с узеньким лифом, расшитым белым шелком, с открытыми загорелыми руками и плечами, в этом необъятном облаке почти прозрачной фаты она не просто очень даже ничего, а, может быть, гораздо больше… Но вот только это была не она. Не совсем она. Такой Юлька себя не представляла… Конечно, в восемнадцать лет можно выглядеть молодо, но не до такой же степени! Слишком румяное детское лицо, слишком пухлые губы, слишком тонкая талия, слишком круглые глаза… Даже то, что ее вечно растрепанная коса была уложена в очень строгую, очень взрослую прическу, не помогало. В роскошный свадебный наряд была упакована девочка-подросток. Юлька представила рядом с собой большого, солидного тридцатилетнего Дмитрия и попробовала придать собственному лицу выражение хоть какой-нибудь умудренности жизнью. Выражение получалось не очень убедительным. Как это она раньше не замечала, что у нее морда такая дурацкая? Ну что ж теперь делать… О! Губы надо накрасить, вот что сделать надо.
Димка пришел за ней как раз тогда, когда Светка красила ей губы своей помадой, а Аня держала наготове тушь для ресниц. Димка вынул носовой платок, осторожно стер помаду и тихо сказал, чуть улыбаясь:
– Пообещай, что выполнишь…
– Ладно. А что?
Это была их игра: «Пообещай» – «Конечно. А что?» – «То или это».
– Никогда не красить губы.
– Не буду, – легко пообещала она. – А почему? Ведь красиво же!
– А целоваться с намазанными губами как? – Он наклонился, крепко поцеловал ее и озабоченно потер рукой собственный рот. – Вот как бы я сейчас выглядел, если бы у тебя губы намазаны были? Страшно представить.
– Страшно представить, – с готовностью согласилась Юлька. – Я никогда не буду красить губы. Ни в жисть! Клянусь. А ты мне тоже пообещай…
– Обещаю.