, очень маленький кусочек общей боли, выразился в этом романе, состоящей из пяти рассказов о пяти родных братьях, пяти, из тридцати пяти миллионов наших граждан, призванных на военную службу за 4 года Войны….
Рассказ первый
Часть первая. Илья. Битва под Москвой
Печать 6-й гвардейской
стрелковой дивизии,
25-го гвардейского
стрелкового полка
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
Добрый день мои Родные, Мама и Нюрочка!
Простите, что я так долго не писал, письма ваши все получил, за которые большое спасибо! Милая моя, родная моя Аннушка! Анна Игнатьевна! Все ли у нас там в порядке? Спешу тебе сообщить, что нынче погода стоит отличная. Мороз градусов 30. Но ты не переживай, после того как мы погнали немца и увидели первых пленных фрицев, к нам пришла уверенность, что сама природа-матушка за нас! Ведь русским людям мороз-то нипочем, а немчура вся ходит-бегает обмороженная, про валенки они и не слыхали, их сапоги-перчатки-шапки из эрзац-кожи[1] на морозе превращаются почти в стекло, и немчура не может толком затвор передернуть, который тоже часто клинит в их фашистских винтовках-автоматах. А техника ихняя, танки да машины, достаются нам целыми стадами! Чтобы убежать от нас, им надо, хотя б завестись, а на таком морозе, да еще и с ветерком и снегом, у них заводятся только вши. Уже толком и не пойму, кого мы больше берем в плен: то ли фашистов, то ли их вошиков, потому как на каждого немца приходится пару десятков вшей.
5 декабря 1941 года[2] под Москвой вся сила Красной Армии ударила под дых фашистам и погнала эту нечисть кто куда! Мы же гоним их в сторону Орла, но еще по Тульской земле. Немец закрепился на том берегу речки Оки. Недалеко от Мценска. Нашел, гад, такое место, что с нашей стороны берег ниже, чем с ихней на целых десять метров. Полили они склон водой, пока мы ждали подход основных сил (наш полк в погоне оторвался почти на 30 километров), вода замерзла, и подняться по склону нет теперь никакой возможности. Склон превратился в сплошной лёд! Да и обстреливают они сверху нас неприлично точно. За два дня уже полегло 27 человек. Схоронили их тут же, возле окопов и штабного блиндажа.[3] Два офицера, сержант и двадцать четыре рядовых красноармейца. Один из них наш с тобой земляк. Из Фрунзе… Командира нашего ранили, Володю Долгих, сдружились мы с ним, будет теперь из госпиталя переживать за наше наступление… Оставил он мне на дружеское хранение собаку свою. Немецкую овчарку по кличке Верный.[4] Говорят, что эта собака осталась одна живой, после страшного боя в Зелёной Браме (Черкасская область – прим. автора), когда 500 пограничников и 150 собак сошлись в рукопашной с тремя тысячами гитлеровцев… все они погибли… а собаку их командира – майора Лопатина, выходили местные жители… потом она от них сбежала… но как она попала к Володе я не успел узнать, ранило его… всё-таки удивительные существа эти собаки!
Помнишь нашего Шарика. Вроде бы обычный «Алабай»[5], а как бросился один против стаи волков, когда я работая на пасеке, в пещере спрятался от дождя и задремал… если бы не он – не видать мне белого света больше. Хорошо, что патроны не отсырели, зарезали[6] бы волки Шарика…собаки – единственные звери на планете, которые отдают жизнь за хозяина без раздумий и размышлений. Для любой собаки видеть своего хозяина – это видеть Бога при жизни, поэтому и бросаются в любой, даже неравный бой не задумываясь, если угрожает кто её хозяину…
Как там поживают мои любимые детишки, Надюша и Володька? Хоть между ними разница в четыре годика, но, наверное, Володька уже взрослый совсем.
Ты писала, что уже в школу пошел, в первый класс. Жаль, что не я его за руку вел в этот момент. Полгода на Войне быстро пролетели… да, я уже вас всех не видел шесть месяцев.
Скучаю сильно. Пока воюю, вроде, как и некогда скучать, а как наступило затишье, наши командиры все еще меркуют, как эту ледяную преграду взять, так и заскучал…, а когда тоска подступает к горлу, то спасение одно – это фотография наша, где мы вчетвером и позади нас Иссык-Куль.[7] Красавец Иссык-Куль. Сколько смотрю на него – столько любуюсь. А горы! А какие красивые деревья позади моей красавицы жены и детей, Надюши и Вовы, которые разобрали каждый по своей-маминой ноге и смотрят исподлобья на фотографа, единственного фотографа в нашем Беловодском – дядю Сашу. Он настолько колоритный мужчина, что я даже себе представляю, как он пытается привлечь внимание моих малышей деревянной, покрашенной зеленкой птичкой. На самом деле больше походящей на самолет со странным носом.
Этой фотографии аккурат скоро год будет, если доживу, на 1 мая фотографировались. Володе на ней семь годиков, Надюше три. Аннушке моей двадцать семь…
Семья. Родная моя семья, как я далеко от вас сейчас нахожусь. У вас там, небось, сейчас тепло! В Киргизии[8] в это время года очень тепло, намного теплее, чем и сейчас в окопе под Москвой в декабре.
Ты знаешь, родная, 1941 год удивил своими холодами