А я тут без вас хоть уберусь спокойно.
И она положила в Тосину тарелку горячий и ароматный омлет. Его запах тут же заглушил все другие, что витали тем утром в кухне Дубковых. И Тося совсем позабыла тревоги.
– Я пойду машину разогрею, – сказал папа из коридора. – Точно не едешь с нами?
Мама покачала головой. Папа в прихожей, конечно, не видел этого, но понял ее безмолвный ответ.
– Тося, я жду тебя внизу, – сказал он и хлопнул входной дверью громче обычного.
Мама быстро собрала дочери теплую одежду. И взяла с Тоси слово позвонить, как только они доберутся до места. Мама делала вид, что не может дождаться, когда же наконец квартира останется пустой. Словно ей не терпелось начать уборку. Но Тося видела, что глаза у мамы по-прежнему грустные и уголки губ смотрят вниз.
– Мамочка, не скучай, я тебе Кристофера оставлю! – сказала она и заулыбалась.
– Иди, добрая душа, – мама подтолкнула ее к двери. – И когда же наконец повзрослеешь?
Но не сдержалась и тоже улыбнулась дочери в ответ, лишь слегка, но они тут же стали очень похожи друг на друга. Улыбки у них были теплые, лучистые…
На свой участок Тося с папой вошли как завоеватели. Раскрасневшиеся, усталые и радостные. Больше часа им пришлось прокладывать себе путь соседскими лопатами. Хорошо еще, что соседи ездили в свой загородный дом каждые выходные и основная дорога была расчищена. Но весь участок был занесен снегом так, что деревянный забор стал вполовину ниже, и казалось, его запросто можно перешагнуть. Папа так и сделал, при этом провалившись до подмышек в снег. Пришлось откапывать сначала папу, а потом заезд для машины и узенькую дорожку к дому. Небо в тот день было прозрачно-голубым, совсем без облаков. А снег всюду лежал такой чистый, какого в Москве и не бывает вовсе. Пушистый, жемчужно-белый. Его даже хотелось есть. И тогда Тося вспомнила, как мальчишка с другой планеты ловил на язык снежинки. Она сняла варежки, горячими ладонями скатала упругий снежок, а затем с хрустом откусила от него порядочный кусок. Снег попал ей за щеки, обжег холодом зубы, так что из глаз сами собой хлынули слезы. Тося подумала, как же глупо сейчас выглядит со стороны, и рассмеялась. И смех ее полетел по заснеженному участку, звонкий и высокий, как осколок лета, когда она целыми днями хихикала, плескаясь в бассейне или отстукивая с мамой в бадминтон. Тут Тося увидела, как папа, раскинув руки в стороны, отклонился назад и упал спиной прямо в сугроб.
– Какая красотища! – Он смотрел в высокое небо. – Падай, дочь!
И Тося упала рядом с папой, подминая нерасчищенный снег, проваливаясь в него, как в пушистые перины. Как две звезды, лежали отец и дочь посреди двора, вслушиваясь в тишину. Будто оторванные от всего мира. Наедине с собой, когда каждое чувство, каждая мысль становятся выпуклыми, настоящими, живыми…
В доме нужно было сразу же растопить печь, а то после валяния в снегу зуб на зуб не попадал. Отсыревшие дровишки нехотя занимались огнем, они кряхтели, потрескивали, отогревая сначала свои бока, а потом уже печные стены. Папа с Тосей сидели