отцу жалко, да еще очень…
– Кто убил Диманта?
– Алкей Тиринфянин. Старший из Персеидов.
– Он же калека!
– Он – сын Убийцы Горгоны. Я стоял рядом с Димантом…
Комето вздрогнула. Когда гибли лучшие, слишком часто потом звучало отцовское: «Я стоял рядом…» Нет ничего удивительного, что лучшие в бою стоят бок о бок с вождем. Но когда вождь неуязвим, а те, кто рядом, чаще обычного тенями сходят в Аид…
– Ты убил этого Алкея, – убежденно кивнула девушка.
И изумилась, услышав:
– Нет.
– Почему?
Мысль о том, что Алкей мог оказаться сильнее отца, даже не пришла ей в голову. Олимп выше Айноса, небо выше Олимпа, но Птерелай сильнее всех, и хватит об этом.
– Мне нужна земля в Арголиде. Остров, наконец. Значит, мне нужна родня в Арголиде. Басни о моем родстве с Персеем – их мало. Тебе пора замуж, Комето.
– Он же старик!
Представилось: дряхлый калека Алкей, сипя и чихая, ложится на нее. Да она глотку перегрызет муженьку! Вторую ногу сломает! Тиринф горькими слезами умоется, если их мерзкий басилеишка хоть пальцем коснется дочери Крыла Народа…
– У него есть сын. Амфитрион молод и хорош собой.
– Ты сошел с ума, отец!
Судя по Комето, она, услышав о сыне, готова была без раздумий согласиться на хромого старца. Девушка раскраснелась, в глазах плясали гневные зарницы. Пальцы сжимались и разжимались, будто искали рукоять ножа.
– Он убил Леода! Он убил Ктесиппа! Тримед, Элпенор – он убил их всех! Ты сам рассказывал мне – он бился над телами Трезена с Аэтием, и прикончил всех наших…
Тримед учил ее метать дротики. Ктесипп брал ее на ладью, давая подержаться за кормило. Леод подарил ей белого ослика. Теперь они мертвы, а Комето станет добычей их убийцы.
– Я бы гордился таким супругом, – пожал плечами отец.
Волна откатилась, и вот – Птерелая больше нет на террасе.
Он убил Леода, подумала Комето. Этот Амфитрион… Он убил Тримеда. Элпенора он тоже убил. И многих, многих. Один против всех. Он убивал, как отец. Гнев телебоев тонул в его ярости, как щепка в штормовой пучине. Над морем клубилась мгла, и в темной кипени девушка видела сына хромого Алкея.
Великолепного убийцу.
Мужа, которым она будет гордиться.
Эписодий второй
Любая страсть похожа на лихорадку, и, подобно воспалившейся ране, особо опасны те болезни души, что сопровождаются смятением. Один считает, что в основе всего суть атомы и пустота? Мнение, конечно, ошибочное, однако ни страданий, ни волнений, ни горестей оно за собою не влечет.
1
Дорога на Тиринф решила проявить норов. Скакала горной козой, выворачиваясь из-под колес, петляла лисой-беглянкой, пыталась завести в Лернейское болото, в скальный лабиринт – а еще лучше, оборваться в пропасть, чтобы с высоты расхохотаться эхом вслед неудачнику. Гея-Земля и Уран-Небо ополчились против человека, гнавшего колесницу из Микен в Тиринф. Но Амфитрион, как