не перестроит, думаю, никто.
Когда он дал Отечеству свободу, являя неожиданную прыть, то вольница потребовалась сброду лишь для того, чтобы его урыть. Раздался мрачный гул из преисподней, ворвался запах серы и углей, никто не стал ни чище, ни свободней, но половина сделалась наглей. Он это все терпел – и тем потряс нас. Кричали: «Лжец! Иуда! Ренегат!» И вскорости исчерпывалась гласность лишь тем, что все могли его ругать.
Когда он отворил врата на Запад, как открывают пафосный отель, и публика почувствовала запах халявы, доносящийся оттель, и страстно, как Коперник к телескопу, припала к щели в каменной гряде, и устремилась в Азию, Европу, Израиль, Штаты, далее везде, балдея от свобод, от изобилий, от фуа-гра и красного вина, – его по всей планете полюбили, а нас не полюбили ни хрена. Но обижаясь или ерепенясь, признаемся, проныры и врали: он вел себя как истый европеец, а мы совсем не так себя вели!
Устав от казнокрадов, казнокрадок и прочего родного бардака, он захотел ввести в стране порядок, прикручивая гаечки слегка. Чтоб усмирить врагов и разгильдяев, он грозно посмотрел из-под очков – и на олимпе выросли Янаев, железный Пуго, Павлов и Крючков. Он был бы вправе ожидать идиллий, он думал, что смирится большинство, но никого они не посадили, а заперли в Форосе лишь его. Оплеванный в освобожденной прессе, покинутый народом, так сказать, он стал один объектом всех репрессий, которые грозился развязать. Потом промчалось меньше полугода – и стал другой хозяином в дому. Добавим, что законность и свобода понадобились только одному: не прибегая к жалобам и стонам, покинул он родное шапито, уйдя в отставку строго по законам, и больше так не уходил никто. Родная героическая фронда привычно улюлюкала вослед. Он ничего не взял, помимо фонда (а если честно, то и фонда нет).
Его не понимаем до сих пор мы. И не поймем, должно быть, никогда. Одно понятно: все его реформы лишь для него годились, господа. Россия же верна своей природе, как то у нас водилось испокон… Лишь он один умеет при свободе не воровать и соблюдать закон, с уверенностью русского де Голля с трибуны говорить почти полдня – и делать это все без алкоголя, чего не вышло даже у меня. Пускай заря пылает кумачово, пусть демократы смотрят веселей, поздравим с юбилеем Горбачева, он заслужил народный юбилей! И хорошо, что, «муж суров и правед», без земляков, охраны и ЦК он в наше время лишь собою правит.
Мы до него не доросли пока.
Миллион один
О новом членском рекорде «Единой России»
Кого о главном факте ни спроси я (больших событий, слава богу, нет), все говорят: «Единая Россия» вручает миллионный партбилет! Топлю избыток чувства в алкоголе, не в силах больше думать ни о чем: о да, я рад! Я рад до слез, до боли, но, боже правый, как я огорчен! Не стать Тимуром мне, Наполеоном, из трупов не воздвигнуть пьедестал… Но этим крайним, этим миллионным я мог бы стать! Я им почти что стал! Я чувствовал, что там уже малина, красавицы, карьера, злата звон, что там уже Кабаева Алина, а с нею Розенбаум и Кобзон…
Бывало,