Иван Тургенев

Петушков


Скачать книгу

изнь однообразную и невеселую, часто водятся разные привычки и потребности. Петушков по утрам, за чаем, любил кушать свежую белую булку. Без этого лакомства он жить не мог. Вот, в одно утро, слуга его, Онисим, подал ему на тарелке с синими цветочками вместо булки три темно-рыжих сухаря. Петушков тотчас же, с некоторым негодованьем, спросил слугу своего, что бы это такое значило?

      – Булки все поразобравшись, – ответил ему Онисим, природный петербуржец, странной игрою случая занесенный в самую глушь южной России.

      – Быть не может! – воскликнул Иван Афанасьевич.

      – Поразобравшись, – повторил Онисим, – сегодня у предводителя завтрак, так оно всё туда, знаете, пошло.

      Онисим провел рукой по воздуху и выставил правую ногу вперед.

      Иван Афанасьевич прошелся по комнате, оделся и сам отправился в булочную. Это единственное в городе О… заведение было учреждено лет десять тому назад заезжим немцем, в скором времени процвело и теперь еще процветало под начальством его вдовы, толстой бабы.

      Петушков постучался у окошка. Толстая баба выставила в форточку свое болезненно пухлое и заспанное лицо.

      – Булку пожалуйста, – с приятностью сказал Петушков.

      – Вышли булки, – пропищала толстая баба.

      – У вас нет булок?

      – Нетути.

      – Как же это? помилуйте. Я у вас каждый день беру булки и плачу аккуратно.

      Баба молча посмотрела на него.

      – Возьмите крендель, – сказала она, наконец, зевая, – или паплюху.

      – Не хочу, – сказал Петушков и даже обиделся.

      – Как угодно, – пробормотала баба и захлопнула форточку.

      Ивана Афанасьевича разобрала сильная досада. В недоуменье отошел он на другую сторону улицы и предался весь, как дитя, своему неудовольствию.

      – Господин!.. – раздался довольно приятный женский голос, – господин!

      Иван Афанасьевич поднял глаза. Из форточки булочной выглядывала девушка лет семнадцати и держала в руке булку. Лицо она имела полное, круглое, щеки румяные, глаза карие, небольшие, нос несколько вздернутый, русые волосы и великолепные плечи. Ее черты выражали доброту, лень и беспечность.

      – Вот вам, сударь, булка, – сказала она, посмеиваясь, – я было взяла ее себе, да уж извольте, уступлю вам.

      – Покорнейше благодарю. Позвольте-с…

      Петушков начал шарить у себя в кармане.

      – Не надо, не надо-с. Кушайте себе на здоровье.

      Она затворила форточку.

      Петушков пришел домой в совершенно приятном расположении духа.

      – Вот, ты не достал булки, – сказал он своему Онисиму, – а я вот достал, видишь?..

      Онисим горько усмехнулся.

      В тот же день, вечером, Иван Афанасьевич, раздеваясь, спросил слугу своего:

      – Скажи мне, братец, пожалуйста, что там у булочницы за девка, а?

      Онисим посмотрел в сторону довольно мрачно и возразил: – А на что вам?

      – Так, – сказал Петушков, собственноручно снимая сапоги.

      – А ведь хороша! – снисходительно заметил Онисим.

      – Да… недурна… – промолвил Иван Афанасьич, глядя тоже в сторону. – А как ее зовут, знаешь?

      – Василисой.

      – И ты ее знаешь?

      Онисим помолчал несколько.

      – Знаем-с.

      Петушков разинул было рот, но повернулся на другой бок и заснул. Онисим вышел в переднюю, понюхал табаку и покрутил головой.

      На другой день, рано поутру, Петушков велел подать себе одеться. Онисим принес ежедневный сюртук Ивана Афанасьича, сюртук старый, травяного цвета, с огромными полинявшими эполетами. Петушков долго, молча, поглядел на Онисима, потом приказал ему достать новый сюртук. Онисим не без удивленья повиновался. Петушков оделся, тщательно натянул на руки замшевые перчатки.

      – Ты, братец, – проговорил он с некоторым замешательством, – не ходи сегодня в булочную. Я сам зайду… мне по дороге.

      – Слушаю-с, – ответил Онисим так отрывисто, как будто кто-то толкнул его сзади.

      Петушков отправился, дошел до булочной, постучался в окошко. Толстая баба отворила форточку.

      – Пожалуйте булку, – медленно проговорил Иван Афанасьич.

      Толстая баба выставила руку, обнаженную до самого плеча, более похожую па ляжку, чем на руку, и сунула ему горячий хлеб прямо под нос.

      Иван Афанасьич постоял некоторое время под окошком, прошел по улице раза два, заглянул на двор и, наконец, устыдясь своего ребячества, вернулся домой с булкой в руке. Целый день ему было неловко, и даже вечером он, против обыкновения, не пустился в разговор с Онисимом.

      На другое утро уже Онисим отправился за булкой.

      II

      Прошло несколько недель. Иван Афанасьич совершенно позабыл о Василисе и по-прежнему дружелюбно беседовал с своим слугою. В одно прекрасное утро зашел к нему господин