не помог Николай Малахитов, наш Ники.
Последние слова она произнесла с ласковой и игривой интонацией. Затем, подхваченная эмоциональной волной, девушка подбежала к председательствующему Малахитову и, преодолев его невольное сопротивление, поцеловала прямо в губы.
Зал накалился до такой степени, что Георгию показалось: еще немного – и от его рева обрушатся стены. Анжела, тронутая историей девушки, которой по сравнению с ней пришлось перенести несравнимо больше испытаний, с уважением посмотрела на Николая, который был занят тем, что оттирал с лица помаду малолетки. Николай, словно извиняясь перед ней, пожимал плечами, как бы говоря: «Ну, что я мог поделать, ты же видела все сама». Но девушка и не думала ревновать; она чувствовала сейчас только одно – гордость за своего спутника, который делал такое благое дело.
Между тем съезд стал скандировать, прося Николая Малахитова выйти к трибуне. Ник взбежал на трибуну. В зале моментально воцарилась тишина.
– Они считают, что могут диктовать нам, как жить! – бросил он в зал первую провокационную бомбу.
– Нет!! – раздалась в ответ взрывная реакция зала.
– Хватит терпеть насилие и издевательства предков! – поддерживаемый громом оваций, прозвучал его главный лозунг.
Анжела, захваченная энергетикой зала, как завороженная смотрела на молодого парня.
– Они думают, что приватизировали нас, как свои сраные квартиры! – крикнул Ник свой следующий тезис. – «Мы с папой всю жизнь работали, чтобы получить эту квартиру. Ты здесь никто», – пародировал он воображаемую мать.
Зал взорвался диким хохотом.
– Нет! Хрен им! Пусть подавятся! – неслось из зала.
Николай поднял руку, призывая к спокойствию.
– Это наша собственность, мы ее получили по праву своего рождения, и заберем то, что нам принадлежит. Даже если придется применить насилие, – кинул он следующую провокацию.
– Да! Заберем! Пусть они сдохнут! – подтвердила серьезность своих намерений толпа молодежи.
– Мы совершим революцию и освободим наших угнетаемых сверстников, сделав их свободной молодежью – такой, как мы! Свободной от главных своих врагов – беспредельщиков-родителей!
Под шум оваций Николай сел в президиум. Ему на смену к трибуне подошел главный ювенальный инспектор города. Зал не смолкал, и Николай попросил тишины, представив инспектора как помогающего несовершеннолетним в борьбе за их права. Мужчина стал осторожно докладывать о принимаемых областной инспекцией мерах по выявлению нарушений прав несовершеннолетних. О работе ювенальных судов, строго преследующих родителей, нарушающих закон и применяющих в воспитании детей физическое и моральное насилие. Весь его монолог носил больше примирительный характер, указывающий на то, что государственные органы в необходимой и достаточной мере отстаивают права детей в государстве. Зал сначала осторожно, затем все сильнее и сильнее стал освистывать «взрослого дядю». Инспектор ретировался, а на его место забралась