на тракторе. Ты в школе учишься или, может, в путяге?
– Учусь, – шмыгнул носом Ондрейка. – Учился у Миколы-сапожника, я ведь сирота – батюшка с матушкой да братцы-сестры в лихоманке сгорели-сгинули, вот меня Микола и подобрал, он человек хороший, добрее его на посаде никого и не было. Жаль, убили.
– Убили? Ну, у вас, в Тарусе и преступность! Я, кстати, тоже сирота, детдомовский.
– Сирота? Давай вместе держаться… хорошо б к одному хозяину попасть.
– Давай вместе, – Лешка усмехнулся. – Говоришь, на сапожника учился? В ПТУ, значит. А мастер ваш, Микола – он что, хохол?
– Кто-о?!
– Ну, с Украины?
– Не, не с окраины. Мы почти рядом с центром жили.
– А лет тебе сколько?
– Тринадцатое лето идет. А тебе?
– Семнадцать. Слышь, Дюша, ты вон ту девчонку не знаешь? – Лешка кивнул назад.
– Не, не знаю.
– Надо б ее утешить… Понимаю, что трудно. Но хоть попытаться.
Попытаться не удалось – со стороны дороги послышался вдруг стук копыт, и вылетевший на поляну всадник громко заорал:
– Маметкул, э, Маметкул!
Лешка насторожился. Ну, так и есть – бандит звал главаря, наверное, сообщить что-нибудь важное.
Маметкул – ага, значит, вот именно так звали главного – выбрался откуда-то из кустов с совершенно заспанной рожей и, недовольно скривившись, небрежно кивнул спешившемуся всаднику – мол, что еще?
– Караван, караван, – затараторил тот. – Караван якши. Хаимчи-бей!
– Хаимчи-бей? Хо?
– Хо! Хаимчи-бей!
– Якши!!!
Поговорив, главарь вышел на середину поляны, и, подбоченившись, щелкнул пальцами. Вмиг бросившие отдыхать бандиты подобострастно подали главарю копье и шлем. Шлем Маметкул тут же водрузил на голову, а на копье оперся, словно самый настоящий пижон. Остальные бандюки – и было-то их человек десять – встали чуть позади, рядом. Кое-кто – даже с небольшими круглыми щитами! Артисты, блин…
Приподнявшись, Лешка с интересом ждал – а что будет дальше? Судя по тому, что людокрады ничуть не испугались и не озаботились, а наоборот, обрадовались – ничего хорошего пленникам ожидать не приходилось. И все же…
Ага! Из-за рощицы послышался скрип колес и лошадиное ржание, а через некоторое время на поляне показалась запряженная какими-то странными быками повозка с большими колесами, несколько напоминавшая колхозную сеялку, только из дерева. Над повозкой колыхался голубой шелковый балдахин, укрепленный на длинных жердях, а под балдахином, кроме плюгавенького лысого старичка – погонщика – на мягких подушках сидел одетый в красный блестящий халат толстяк с багровым лицом и небольшой черной бородкой. Голову толстяка покрывала круглая, с поднятыми полями, шапка. Вокруг телеги скакали вооруженные копьями всадники в блестевших на солнце кольчугах! Ничего себе, кино!
– Салям, Хаимчи-бей! – увидав толстяка, воскликнул Маметкул и, не дожидаясь ответа, показал рукою на пленников. – Якши полон!
Важно кивнув, гость, с помощью поспешно спрыгнувших с седел всадников,