ребенку, разъясняет ему Капотин. – Криминальное, скажем так, убийство. На почве, к примеру, коммерческой деятельности.
– Политическое лучше, – осмеливается возразить товарищ генерал Пробышев.
– Почему?
– У нас давно ни одного приличного политического убийства не было. Уже обвиняют, что мы всю оппозицию уничтожили. Пусть знают, что она еще есть.
– Воя не оберешься. Хотя можно так: убийство будет криминальное, но пусть думают, что на политической почве. Товарищ генерал Пробышев проведет расследование и найдет виновных. А то давненько ты никого не находил.
– Я находил и нахожу! – обижается Пробышев. – Но к ним не подступишься – то депутатская неприкосновенность, то такую взятку дают, что совестно отказываться. А то вообще свои. Рубак вон за год троих человек замочил.
– А я что, для удовольствия их замочил? – возмущается Рубак. – Я для дела! Согласились бы по-хорошему – я бы их пальцем не тронул. Я что, убийца по-вашему?
– Хватит пререкаться! – поднимает руку Капотин. – Суть в чем? Надо кого-нибудь из нас убить, чтобы другим стало хоть чуть-чуть страшнее. И вообще – бардак в этом деле полный. Кто кого хочет, тот того и убивает. Да еще ответственность на себя берут. Обидно даже – в прошлом году мы журналиста Зажигаева убили, а правые либералы приписали это себе. Всё должно быть под контролем, все должны видеть, что у нас сильное государство и без его ведома ничего не происходит. Теперь надо решить – кого.
– Может, проголосуем? – предлагает Переметнов.
– Тайно! – тут же уточняет Манин.
– Не тайно и не явно, – отвергает Капотин. – Лучше жребий кинуть. Я могу, конечно, и сам назначить…
– Жребий! Жребий! Жребий! – тут же раздаются голоса.
Пробышев дает для этого дела свою генеральскую фуражку.
И вот Капотин уже держит в руках фуражку и встряхивает ее.
– Все бумажечки пустые, одна с крестиком, – говорит он. – Моей фамилии нет, потому что я вам отец родной. Или кто-то не согласен?
Молчат. Все согласны.
– Ну? Кто первый? – Капотин подставляет фуражку.
Пауза.
– Чем больше листков, тем меньше вероятность, – решается Манин.
И тянет листок. Разворачивает. Пусто.
Все бросаются тащить, ободренные его словами и примером.
И все взяли свои жребии, и все с радостью рассматривают пустые листки. Но у кого же крестик?
И тут все обращают внимание на Быстрова. Невысокий человек с неприметной внешностью. Он стоит, крепко сжав свою бумажку в кулаке.
– Быстров, покажи! – требует Пробышев.
Но тот в ступоре. Смотрит перед собой остекленевшими глазами.
Пробышев пытается разжать его кулак.
– Маленький, а жилистый! – удивляется он.
Пробышеву помогают.
Быстров не сопротивляется, но и не помогает. Он даже сам с удивлением смотрит на свой кулак, будто на посторонний: что это с ним?
Наконец кулак разжат и бумажка, как и ожидалось, оказывается с крестиком.
Крестик одновременно и страшный, и какой-то кривоватый, школьнический.
– Вариант