основания поставить его на второе место. А как славно начиналось! Еще до того как он увидел Настю, скромную на вид училку, в деле, Женьшень не мог не оценить темперамент Никифора, ушастого старичка спаниеля, который на глазах у публики со страстью, увы, столь редкой в наших северных широтах, разорвал его сандалету в жаркий летний день возле Останкинского пруда. Для освидетельствования рваной обувки пострадавший был приглашен в соседний дом на улице Цандера, откуда он ушел за полночь, еще более потрепанный, но уже другим персонажем. В память о знакомстве сандалета была подвешена над Настиной кроватью, и всякий раз, когда слезящиеся глаза Никифора невольно поднимались к сыромятной недожеванной луне, пес принимался выкусывать блох с таким остервенением, словно хотел стереть всякую память о былом. Вот так же Настя, волнуясь, расчесывала себя до крови. Они вообще были как брат и сестра, даже болели одними болезнями. А как они друг друга ревновали! Когда хозяйка и этот прохиндей, как для себя определил его Никифор, занимались любовью, пес ломился в дверь шумно, грубо, как пьяный мужик, и, если ему таки удавалось справиться с защелкой, плюхался в кресло и устремлял на них тяжелый немигающий взгляд, сопровождая его сопением и инфернальными вздохами. Было от чего вздыхать. Роман закручивался быстрее, чем иной раз Никифор в попытке ухватить себя за хвост. Август: турпоход в Крым вместе с Настиным восьмым «Б» (Бахчисарай, гитары, стертые ноги). Сентябрь: куплен неземной красоты перуанский ошейник, жест, значивший для Насти больше, нежели обручальное кольцо. Октябрь: решительный отказ от продукции Ваковского завода. Ноябрьские праздники: перекрестное знакомство с родителями. Никифор не запил, зато почти не притрагивался к еде. Он лежал в прихожей на подстилке, притворяясь спящим, двенадцать килограммов собачьей тоски, и только нервное подрагивание обвислых ушей свидетельствовало, что из своего философского далека он вынужден отвлекаться на эти пошлые щенячьи восторги, долетающие из-за двери. Вот и другой месячишко проскочил, с метелями, со шварканьем лопаты в утренних потемках, слабый пол ответил на вызов шерстяными рейтузами, в чумах выпили неразбавленный спирт, и тут – получите, распишитесь – привет из Баковки: «Месячные задерживаются тчк желаем новом году прибавления семейства». Следующая неделя прошла в лихорадке осмысления свалившейся на них радости, и на Рождество Настя, все поняв, сделала аборт.
Здесь кончается история мужского эгоизма и начинается повесть о рыцаре без страха и упрека. В последующие два года Женьшень превзошел самого себя. Нет, он не женился, нельзя требовать невозможного, но! Ремонт, о котором так долго говорили большевики, был сделан им с революционной стремительностью, пока Настя, опять же за его счет, восстанавливала силы в пансионате «Тихий омут». Май они провели в Коктебеле, в писательском Доме творчества, где с Настей любезничали олимпийцы, выигрышно отличавшиеся от ретушированных фотографий (высокое чело, млечный взгляд) в школьной хрестоматии, –