связей.
Технически мой мозг уже готов был работать по-новому. Но инерция человеческой природы брала свое. Я не схватывал многих вещей, которые были очевидны для моих менторов. То, что казалось им логическим мостом, часто было для меня смысловой пропастью.
– У гламура есть два главных аспекта, – сказал на одном из уроков Иегова. – Во-первых, это жгучий, невероятно мучительный стыд за нищее убожество своего быта и телесное безобразие. Во-вторых, это мстительное злорадство при виде нищеты и убожества, которые не удалось скрыть другому человеку…
– Как же так? – изумился я. – Ведь гламур – это секс, выраженный через деньги. В любом случае, что-то привлекательное. Где оно тут?
– Ты думаешь как человек, – сказал Иегова. – Ну-ка скажи мне сам, где оно тут?
Я задумался. Но ничего не пришло мне в голову.
– Не знаю, – сказал я.
– Ничего не бывает убогим или безобразным само по себе. Нужна точка соотнесения. Чтобы девушка поняла, что она нищая уродина, ей надо открыть гламурный журнал, где ей предъявят супербогатую красавицу. Тогда ей будет с чем себя сравнить.
– А зачем это нужно девушке?
– Ну-ка, объясни сам, – сказал Иегова.
Я задумался.
– Это нужно… – и вдруг вампирическая логика правильного ответа стала мне очевидной, – это нужно, чтобы те, кого гламурные журналы превращают в нищих уродов, и дальше финансировали их из своих скудных средств!
– Правильно, молодец. Но это не главное. Ты говоришь про финансирование гламура, а в чем его цель?
– Гламур движет вперед экономику, потому что его жертвы начинают воровать деньги? – выпалил я наугад.
– Это слишком человеческая логика. Ты же не экономист, Рама, ты вампир. Сосредоточься.
Я молчал – ничего не приходило в голову. Подождав с минуту, Иегова сказал:
– Цель гламура именно в том, чтобы жизнь человека проходила в облаке позора и презрения к себе. Это состояние, которое называют «первородный грех» – прямой результат потребления образов красоты, успеха и интеллектуального блеска. Гламур и дискурс погружают своих потребителей в убожество, идиотизм и нищету. Эти качества, конечно, относительны. Но страдать они заставляют по-настоящему. В этом переживании позора и убожества проходит вся человеческая жизнь.
– А зачем нужен первородный грех?
– Для того, чтобы поставить человеческое мышление в жесткие рамки и скрыть от человека его истинное место в симфонии людей и вампиров.
Я догадывался, что слово «симфония» в этом контексте означает что-то вроде симбиоза. Но все равно мне представился огромный оркестр, где за пультом дирижера стоит Иегова – в черном сюртуке, с вымазанным в крови ртом… Подумав, я сказал:
– Хорошо. Я могу понять, почему гламур – это маскировка. Но почему мы говорим то же самое про дискурс?
Иегова закрыл глаза и стал чем-то похож на учителя джедаев Йоду.
– В средние века никто не думал об Америке, – сказал он. – Ее не