услышанного. Вот с тех пор все уверовали окончательно, что по дому тому призраки разгуливают. И самого Кулева повесившегося, и тещи его, им невинно убиенной. Призраки и промеж собой ругаются и грызутся, а уж всякого, кто хотя бы приблизится к дому, убить готовы. И уж не дай бог кому там на ночь остаться – живому не выйти!
Мария Степановна помолчала, подумала над чем-то.
– Вроде и добавить нечего, – сказал она. – Только давно я уж этих россказней не слышала, с чего бы тебе о них услыхать?
– Да к слову пришлось, вот и помянули, – не стала уточнять я. – А сами что обо всем этом думаете?
– Да я не думаю, зачем мне об этом думать? Мне вон муж еще тогда говорил, что ничего там такого не могло произойти. Злодеяние ужасное, но понятное. От белой горячки тот Кулев вполне мог голову не только отрубить, но и припрятать куда подальше. В реку выбросить или еще как. А саму старуху то ли не догадался, то ли сил ему не достало закопать или утопить. Тела же тленом не тронуты по причине того, что дело ранней весной происходило, а дом нетопленным несколько недель стоял, промерзли они, и все дела. А слухи про нечистую силу всякие воры да бродяги распространяли, чтобы самим спокойно там притон себе устроить. Дом-то пустым долго стоял. Вот и того человека, что в нем нашли мертвым, тоже преступники туда затащили. Супруг мой человек верующий был, а церковь – она призраков не признает. И я в Бога верую, а в нечистую силу не шибко. Зато мужу всегда верила, потому как умен был и во всякую глупость веру не поощрял.
– Ох, что за ужасы вы рассказываете! Доброго вам вечера! – сказала маменька, некоторое назад время появившаяся в дверях кухни.
– И вам доброго вечера, Ирина Афанасьевна, – ответила Мария Степановна. – Как день прошел?
– Неплохо. Легко работалось, а значит, и играть нам легко будет, и публике наше представление легко смотреть и в удовольствие. Вот только… Загадочное событие и у нас произошло.
– Да что ж такого могло случиться? Надеюсь не страшное?
– Нет, не страшное. Уж всяко не такое, о каких вы говорили. Хотя кое для кого малоприятное. Александр Александрович, – маменька глянула на Марию Степановну, понимает ли она, о ком разговор зашел, та в ответ кивнула, – в перерыве пошел за одной вещью. С ним, говорят, такое случается, придумает какую-нибудь штуку и, чтобы сюрпризом стала, потихоньку для нее все приготовит. Вот и в этот раз отлучился, никому не сказав. В подвал театра. А его там кто-то запер. Он стучит, никто его не слышит. А мы все ждем его в растерянности и даже придумать не можем, куда же наш антрепренер пропал среди белого дня? Точнее день сегодня был совсем не белым, а можно сказать, на ночь похожим – этакая страшная гроза разразилась. Мы все выходили смотреть, пусть и боялись сильно.
– А что господин Корсаков? Скоро достучался?
– Ох, не очень скоро, но и не слишком долго его искали. Но все равно непонятно, как такое могло произойти? Ведь некому было его запереть. Да никто бы и не стал так глупо шутить.
Тут