из-за того, что его тащили за ноги и он весь перепачкался, так тебе-то что за дело? На мёртвых ведь не обижаются, а он давно уже умер… По крайней мере, я очень на это надеюсь.22
– Давай возвращаться, Роза. Не очень-то милая у нас получилась прогулка, правда?
– Милая, сэр?! Ужасная, отвратительная прогулка! Из-за неё я буду вынуждена не пойти на урок танцев, потому что у меня теперь все глаза заплаканные! И это всё твоя вина!
– Роза, давай помиримся. Будем друзьями, а?
– Ах, Эдди! – кричит Роза и плачет теперь уже настоящими слезами. – Как бы я хотела, чтобы мы были только друзьями! Но ведь в том-то всё и дело, что друзьями мы быть уже не можем! Поэтому-то мы и ругаемся всё время! Я ещё слишком молода, чтобы иметь на сердце такое горе, но оно там есть, я его чувствую! И я знаю, что и ты чувствуешь то же самое! Я бы всё отдала, только бы мы не были этими дурацкими женихом и невестой, а были бы просто друзьями! Я серьёзно, Эдди, я не шучу! Только бы мы перетерпели друг друга при встрече хоть разочек, как мы оба того так желаем!
Обескураженный и задетый этой внезапной вспышкой подлинно женских чувств, столь неожиданных в этом юном создании, почти ещё ребёнке, Эдвин молча смотрит, как Роза рыдает, и всхлипывает, и прижимает обеими руками кружевной платочек к глазам. Затем, когда она немножко успокаивается и даже начинает слабо улыбаться, как бы подтрунивая над собственной минутной слабостью, ведёт Розу к скамейке под вязами.
– Роза, дорогая моя, давай будем откровенны. Я не такой сообразительный во всём, что не касается моей профессии… Да, если честно, в ней я тоже не такой уж сообразительный, но тут уж я хотел бы всё по уму сделать. Скажи, нет ли у тебя… то есть у тебя же может быть… чёрт, не знаю как и сказать-то! Но я должен узнать это, прежде чем мы расстанемся! Может быть, у тебя есть… кто-то другой?
– Ах, нет, Эдди, нет! Так мило, что ты спрашиваешь, но – нет, нет, нет!
В этот момент звуки органа и пение хора, доносящиеся из-за окон собора, в тени стен которого они сидят, на минуту смолкают, и Эдвин внезапно вспоминает вчерашние мрачные откровения Джаспера. Действительно, как же не соответствует эта возвышенная и благозвучная музыка мучительному разладу, царящему сейчас в их душах!
– Я просто слышу голос Джека во всём этом… – задумчиво произносит Эдвин.
– Ой, давай уйдём отсюда, Эдди, – вдруг торопит его Роза, вставая. – Сейчас они, наверное, будут уже выходить. Не хочу никого видеть. Музыка чудесная, но лучше мы не будем ждать конца и пойдём уже сейчас.
Лишь выйдя за пределы церковного подворья, Роза успокаивается, снова берёт Эдвина под руку, и они чинно и степенно идут по Главной улице в направлении «Приюта Монахинь». У дверей, убедившись предварительно, что на улице вокруг не видно ни души, Эдвин пытается поцеловать Розу на прощание, но та со смехом уворачивается.
– Ах, нет, Эдди, не надо! Говорю же тебе, у меня губы липкие. Дай мне лучше свою ладонь, я подарю тебе туда воздушный поцелуй.
Эдвин протягивает