чувства их прадедов. Дрогнула душа памятью и окрепла. Окрепла и стала силой. Силой единения духа.
Это случилось так быстро, что не каждый понимал, что делал. Пробуждённое, давно забытое чувство долга перед прошлым опередило разум. Сразу стало понятна нелепость размахнувшейся машины и звучность колокола. Вскоре машина стояла за оградой, вернее за чертой бывшей ограды, а рядом с ней стояли рабочие, тоже завороженные звуками далёкой жизни. Быстро восстановили ограду, с торопливостью, с какой просят прощения, невзначай напакостившие дети.
Народ не расходился. Чего-то ждали. Колокол как-то радостно запричитал и остановился, замолчал. Звук его ещё плыл в душах людей, а из церкви в это время выходил Никифор. Его будто вытолкнуло остывающим звуком набата. Он был совершенно на себя не похож. Волосы на голове и бороде всклокочены. Глаза, потухшие, сгоревшие, черными щелями безобразили бледное лицо. Покачиваясь, прошел он через двор и присел на крыльцо сторожки. Многим показалось, что это вовсе не Никифор, а они вернулись из дальнего похода и, воздав хвалу Всевышнему, присели отдохнуть. Другие ощутили близкое родство человека, сидящего на крылечке, и озноб неслучившейся беды кольнул тело. Долго не расходились. Было тепло и хорошо вместе. Вместе с началом и продолжением.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ СМЫСЛА
Камо грядеши…
Он остановил осла недалеко от стен древнего города.
– Ты кто? – спросил его другой человек, вышедший из ворот.
– Я – царь ваш, – ответил странник.
– Ты, царь? – покатился со смеху прохожий и, упав на землю, задрыгал ногами и, задыхаясь от хохота, продолжал кричать. – Царь, царь! – Но, вдруг, хохочущий человек опомнился, подскочил на ноги и побежал вслед человеку, назвавшемуся царём, который уже въезжал в городские ворота на спине осла. Он больше не смеялся, бежал быстро, будто желая ещё раз увидеть и что-то спросить. Прохожий не думал о сути своего вопроса, но знал, что от ответа зависит его жизнь. Но к его несчастью толпа горожан уже окружила человека на ослике и, приветствуя, люди махали недавно распустившимися ветвями оливы, бросали их под ноги ослу, устилали путь своими одеждами и кричали непонятные, но знакомые слова: «Осанна, осанна!». Он силой продирался сквозь толпу, но новые люди стеной вырастали на пути и, хотя человек на ослике был виден совсем близко, подобраться к нему и спросить было невозможно – народу становилось всё больше, а радостные крики заполнили пространство вокруг него. Он всё же старался прорваться вперёд, рёбрами ощущал остроту локтей, тыкался в просветы между спин и не находил пустоты, хламида его намокла потом, один сандалий потерялся в сутолоке, но он пробивался вперёд – ему нужно было видеть этого человека. Он что-то кричал, просил, умолял, но эти звуки его голоса тонули в общем гуле многоголосья, что ширился, рос и уже достигал края света и высоты Небес: «Осанна, осанна». Потом он уже