– и на тебе! Встал и удрал среди ночи.
– Ни до свиданья, ни спасибо.
– Вообще ни слова не сказал. И нечего тут шутки шутить. Мне было так стыдно.
– Перед дедушкой?
Она негромко сказала:
– А еще я боялась, что ты простынешь. Ночь была очень холодная.
И стало ясно, где она простыла.
– Ты что – бежала за мной?
– Да.
– Не сумела догнать?
– Ты как пуля влетел в электричку.
Вот так и простыла – волновалась за меня. Бежала за мной, наспех одевшись. Потом возвращалась. Одна.
– Зина, – сказал я с раскаянием, – ты меня не очень суди. Я малость чокнутый.
– Это и видно.
– Я ведь как раненый… Нервы.
– Брось врать.
Она решила, что мне попросту с ней стало невмоготу. Стало скучно. Или она мне не показалась как женщина. Короче: что-то обидное и неприятное. А в такие штучки, как мои нервы и мой ночной испуг, она не верила и верить не хотела. Здоровая натура.
– А ты чего здесь? – спросил я.
– Я иногда в этом районе ночую.
– У подруги? – оживился я, чуя, что здесь пахнет ночлегом на дармовщинку.
– Да, у подруги. Ночую здесь. Не каждый же день мне возвращаться на электричке в такую даль.
– А мне нельзя у нее переночевать?
– У тебя ж была квартира? Твоего родича.
– Была, да сплыла.
Я сказал правду. Была, да сплыла. Она еще раньше сплыла, задолго до Олега-два и его хорошо упакованной компании.
– Нет. Не получится, – сказала Зина. – Это будет неудобно. У нее одна комнатка.
– И соседей много?
– Много.
– В этом доме?
– Да.
Теперь мы поднимались по лестнице. Перед дверью она остановилась. Желала, чтоб я ушел. Желала со мной проститься именно здесь. Не показывая меня соседям.
Я попытался доесть ее жалостью. Жалостью ко мне, бедному и горемычному. Я рассказал, что так, мол, и так – была любимая, но вышла замуж. Не за меня. Я примчался из степей, но поздно. А теперь вот новая беда – она в больнице. После сложной операции. И нужны деньги, чтоб она выздоровела. Квартиру родича, которую послал мне случай, я сдал жильцам. Взял с них деньги. Поэтому и жить мне теперь негде.
Все это было правдой от первого до последнего слова. И тон рассказа я вроде бы избрал какой нужно. И на жалость бил. И исподволь подчеркивал, что один-одинешенек в огромном городе… Тем не менее реакция оказалась совершенно обратной.
– Как же ты мог?! – вдруг возмутилась она.
– Что?
– Свинья ты. Свинья!.. Если ты ее так любишь, – возмущалась она, покраснев, как свекла на срезе, – как же ты мог?!
– О чем ты?
– Бесстыжий!.. Тьфу!
Ее даже трясло. А мне стало ясно – такую не свернешь. Дал я маху. Вот уж точно, не в ту степь.
– Зина…
– Убирайся!
Больше общаться со мной она не желала. Она вынула ключ, чтоб открыть дверь, при этом встала ко мне спиной. Давала понять, что я свинья и что все кончено. Конец фильма.
Я вышел на улицу, но идти было