от полученных при ударе бампером вишневого Дэу Ланос (гос. номер АМ4321ВР) травм. Семен так и думал, что упадет – очень уж побелел Олег. Первая смерть – всегда тяжело, и убивать проще, чем быть свидетелем. Семен бы сподвижников Гашенного пачками отстреливал, а вот смотреть, как дохнет – неприятно. И вонь еще эта. Вон, и девочка сомлела, врачи суетятся: ну с ней понятно, и перепугалась, и пострадала. Эх, потреплют ее маме нервы.
Напарник уже составил протокол, можно было расчищать место – забирать ланос, ждать труповозку, чтобы увезли Гашенного. Только смерть засвидетельствовать.
Реаниматологи отошли в сторону и закурили. Врач линейной бригады сунул под нос Олегу нашатырь.
– Слаба молодежь, – заметил усатый реаниматолог.
Его напарница, коротко стриженная сухая женщина около пятидесяти, затянулась и кивнула.
– Третье дежурство, – вступился за салагу водитель. – Он еще жмуров не видел. А тут, согласитесь, эскулапы, зрелище неординарное.
– Да уж, – подхватил усатый, – случай ясный и безнадежный. Хорошо она его приложила, будто специально.
«А если предумышленное?» – прикинул Семен.
Возможность у нее была, орудие преступления налицо. Мотив? Спер у нее Гашенный что-нибудь. Или младшего брата на иглу посадил. И вот дамочка ехала (с дочерью на заднем сидении, заметим в скобках), а тут Жека телепается. Она выворачивает руль, газ в пол, паразита – к столбу. Но дочка… не стала бы она дочкой рисковать. Хорошо, допустим, она Жеку убивать сегодня не планировала, а просто тихо ненавидела. А тут он идет – и в состоянии аффекта, это ясно, что в состоянии, – среди белого дня, при толпе свидетелей – размазывает Гашенного.
В августе Семен собирался поступать на юридический, потому на некоторые происшествия тренировался смотреть не как патрульный, а как следак или опер. Сейчас мешала субъективность: даже если дамочка спланировала убийство заранее, Семен был на ее стороне. И надеялся, что ничего на нее не повесят.
Бледный, но уже не трясущийся Олег помогал водительнице забраться в «Скорую». Под носом у него что-то желтело – будто одуванчик понюхал.
Как дальше дежурил – не помнил. Ночь, кажется, выдалась спокойной, Олега отпоили чаем на станции, потом были какие-то вызовы, потом он приволокся домой через полгорода, стараясь избавиться от ржавого привкуса во рту, залез в душ, долго мылил лицо и промывал нос, решил пожрать – поставил сковородку на газ, присел отдохнуть, проснулся на кухонном диванчике. Сковородка воняла – перегрелась.
Олег встал, покачиваясь, выключил плиту. Добрел до спальни и провалился в темноту.
Что-то ему все-таки снилось, но он не мог уловить, что. Мельтешение цветных пятен, наполненное глубинным, неотразимым словами и понятиями, смыслом. Ощущение переполненности и разобщенности, изолированности.
Проснулся рывком – темнело. Форточка хлопала, начиналась буря. С балкона виден был грозовой фронт, изогнутый линзой, бурлящий