уже соскочил со скамейки, и он смотрел на меня сверху вниз. Так мы и стояли некоторое время, изображая немую сцену: самоуверенный капитан полиции и придурочный лилипут, который несет невесть что. На этом и расстались. Тем более что тетя Маале уже распахнула дверцу машины и манила меня пальцем.
Я забрался на сиденье, и мы отправились в пансионат.
Прикосновение к тайне
Я решил начать «следственные действия», не выходя из пансионата. Осмотр велосипедов не дал ничего. Никаких особенностей грунта возле маяка не было, а если и были, то я о них ничего не знал. Я и сам не знал, на что надеялся наткнуться. Утром я вызвался помочь Тиине делать уборку в комнатах постояльцев. Тиина приносила в большом пластмассовом (разумеется, желтом!) ведре воду, а я вовсю махал тряпкой, заползая под кровати и внедряясь в платяные шкафы. Если к делу подойти с вдохновением (как к любому делу следует подходить с вдохновением), то мокрая тряпка вполне может сойти за спортивный снаряд. Не нужно только никаких удлинителей в виде швабр и специальных тряпкодержателей. А нужно гнуться и напрягаться, гнуться и напрягаться, и пружинить, и получится вполне нормальная разминка. Одновременно я осматривал вещи. Заглядывал в карманы висевшей в шкафах одежды, но ничего такого, за что можно было бы уцепиться, не обнаружил. Тиина добродушно на меня посматривала. Это была хорошая девушка с ровным характером. Она жила в городе Луйгесааре, но в пансионате у нее тоже имелось спальное местечко, и она частенько оставалась ночевать. В городе жила ее мать, она иногда приезжала в пансионат вместе с ребенком лет полутора-двух. Это была девочка. Она говорила Тиине «мама» и висла на ней. Никто не спрашивал Тиину об отце ребенка. Не рассказывает – значит, не хочет. Захочет – расскажет. Дело личное. Излишнее любопытство не красит эстонского человека. Говорят, что эстонец может пятнадцать лет проработать бок о бок с коллегой и не знать, женат он или нет. Так шутят об эстонцах местные русские. А я не понимаю, что здесь смешного.
Но вот мы с Тииной вошли в комнату рыжего шведа, и я почувствовал сильный толчок в груди. На полу возле письменного стола стоял изящный кейс. Само по себе это обстоятельство не должно было меня взволновать. Кейс как кейс. Сейчас время красивых вещей, и глупо было бы предполагать, что нормальный не нищий швед отправится в заграничную поездку с облупленным фибровым чемоданчиком, обтянутом брючным ремешком. Но монограмма! Кейс украшала изящная золотистого цвета монограмма. На ней были изображены три буквы. Они нагло, дразнясь, лезли мне в глаза – дразнясь и цинично смеясь, радуясь своей открытости и безнаказанности. СВС – вот что это были за буквы, те самые, что красовались на бумажке, лежавшей возле трупа.
Вот так.
Тиина между тем, подхватив ведро, устремилась из комнаты. Это было как нельзя более кстати. Украсть кейс? А вдруг в кейсе – просто ценности. Тогда что: обыкновенная кража? Позор, позор, и даже не мне, а тете Маале, конец ей и ее нелегкому бизнесу. Брр… Не трогать кейс? А вдруг… Внезапно в коридоре зазвонил телефон. Я услышал, как Тиина поставила на пол ведро, прежде чем раздалось ее «алло». Кажется, я получал шанс открыть кейс…
Но тут я услышал голос рыжего