умела, говорю. Ведь сейчас у нее получилось, верно? Сам сказал – рыдает.
– Да, пожалуй. Неважно. Тут не философствовать нужно, а действовать. В таком состоянии долго она не протянет. – Жаворонков вновь устремил молящий взгляд на полковника: – Так как, Лев Иванович, поможете? Хотя бы выслушайте ее, о большем я не прошу. Если зацепиться не за что, так ей и скажете. Из ваших уст она примет и такой ответ.
– Валера, я тебя, конечно, уважаю, но и ты меня пойми. Пропажей людей занимается совершенно другое ведомство. И ты не хуже меня знаешь, как отреагирует Орлов. Правильнее будет обратиться к компетентным людям, которые на поиске пропавших собаку съели. В этом я тебе помогу, сделаю пару звонков, чтобы к проблеме Нины отнеслись с особым участием. Но это максимум, чем я могу быть полезен.
– Нет, Лев Иванович, вы не правы! У ваших компетентных людей глаз замыленный, душа очерствевшая, и вообще, нет таких способностей, как у вас, – горячился Жаворонков. – Я знаю, из каких на первый взгляд безнадежных ситуаций вы выходили победителем, поэтому верю, что помочь Нине можете только вы.
Фигура Жаворонкова, нависшая над столом, создавала ощущение, что из комнаты выкачали весь воздух. Гуров встал, дошел до окна, приоткрыл фрамугу и сделал глубокий вдох. Свежий воздух разлился по легким, освежил лицо.
– Сдаваться ты не намерен, – повернувшись лицом к Жаворонкову, произнес он, и слова эти прозвучали скорее как утверждение, а не вопрос.
– Не могу я сдаться, товарищ полковник. Не тот случай, – просто ответил Жаворонков.
– Ладно, черт с тобой. Веди свою Нину, поговорим.
– Спасибо, товарищ полковник! Огромное спасибо! Обещаю, вы не пожалеете! – Жаворонков так обрадовался, что забыл, как полковник не любит, когда перед ним лебезят. – Я для вас все что угодно… В любое время дня и ночи… По первому зову…
– Валера, не заставляй меня передумать, – пригрозил Гуров, и Жаворонков, захлопнув рот, выскочил из кабинета.
«Торопится, спешит, чтобы лишить меня возможности передумать, – с улыбкой подумал Лев. – Наивный человек! Как я могу отказать в такой ситуации? И кому? Ему? Эх, молодость, молодость! Ничего-то ты в этой жизни не смыслишь». Старым себя Гуров не ощущал, а по большому счету, таковым и не был, однако в последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что жизнь утекает, и утекает настолько быстро, что он, полковник Гуров, уже не успевает ни насладиться ею, ни прочувствовать. От осознания этого наивность парней вроде Жаворонкова навевала на полковника грустные мысли, приводя на ум какие-то старческие нравоучения.
«Может, и хорошо, что Валера ко мне пришел. Дел сейчас особо важных в отделе нет, так почему не помочь коллеге? Да и самому развеяться не помешает, а то, если так и дальше пойдет, впору действительно в старики себя записывать». Додумать мысль он не успел, в кабинет протиснулась голова Жаворонкова.
– Товарищ полковник, мы пришли, – голосом, звенящим оптимизмом, объявил Валера.
– Ну, входите. – Лев отошел от окна, но