знает. Если стоит выбор – уступить или начать ядерную войну. Удивительно, как им вообще удалось выжить.
Может быть, оттого, что пепел родного дистрикта еще не успел осыпаться с моих ботинок, я впервые чувствую к Тринадцатому то, в чем до сих пор ему отказывала, – уважение. Он сумел выжить. Несмотря ни на что. Страшно представить, каково тут было в первые годы. Горстка людей, загнанных в подземелье под сожженным дотла городом. Помощи ждать не от кого. За семьдесят пять лет они многому научились, из граждан превратились в солдат и создали новое автономное общество. Они были бы еще сильнее, если бы их не подкосила оспа. Рождаемость упала, и потребовался приток новой крови. Их можно считать солдафонами, послушными винтиками, сухарями, но они живы. И они бросают вызов Капитолию.
– Не слишком-то они торопились себя проявить, – ворчу я.
– Не все так просто. Нужно было создать базу повстанцев в Капитолии, развернуть подполье во всех дистриктах, – говорит Гейл. – Потом понадобился кто-нибудь, кто привел бы все это в действие. Им была нужна ты.
– Им был нужен Пит, тут они просчитались.
Лицо Гейла мрачнеет.
– Сегодня Пит порядком нам навредил. Большинство повстанцев, конечно, пропустят его призыв мимо ушей, но есть дистрикты, где сопротивление слишком слабое. Хотя идея перемирия явно исходит от президента Сноу, в устах Пита она звучит разумно.
Я боюсь услышать ответ Гейла, но все равно спрашиваю:
– Как думаешь, почему он это сделал?
– Возможно, его пытали. Или просто убедили. Но мне кажется, Пит пошел с ними на сделку, чтобы спасти тебя. Он призывает к перемирию, а Сноу позволяет ему представить дело так, будто ты запутавшаяся беременная девушка и мятежники обманом тебя похитили. Если дистрикты потерпят поражение, у тебя будет шанс на помилование, при условии что ты правильно разыграешь эту карту.
Должно быть, вид у меня не шибко умный, потому что следующую фразу Гейл произносит очень медленно:
– Китнисс… Пит до сих пор пытается спасти тебе жизнь.
Спасти мне жизнь? И тут до меня доходит. Игры все еще продолжаются. Арена позади, но поскольку мы с Питом оба живы, его последнее желание – сохранить мне жизнь – все еще в силе. Он рассчитывает на то, что я буду сидеть тихо, не высовываясь, будто меня держат в плену. Тогда никому не понадобится меня убивать. А Пита? Победа повстанцев обернется для него гибелью. Если верх одержит Капитолий, кто знает? Может быть, нас обоих пощадят – конечно, если я правильно разыграю карту, – и мы до конца жизни будем смотреть Игры…
Перед глазами проносятся жуткие картины: копье, пронзающее насквозь тело Руты; избитый до бесчувствия Гейл у позорного столба; мой дистрикт, опустошенный и заваленный трупами. Ради чего? Ради чего? Кровь закипает у меня в жилах, картины меняются. Я вижу первый акт неповиновения, которому стала свидетелем в Восьмом дистрикте. Победителей, стоящих рука об руку в ночь перед Квартальной бойней. Мою стрелу, выпущенную в силовое поле. Случайно? Как бы не так! Я мечтала вонзить ее в самое сердце врага!
Я вскакиваю и опрокидываю коробку с карандашами, которые