писавшей в журнале. Сестра понимающе, обязательно, улыбалась, показывая ямочки на щеках. – Все так и рвутся к нам. Так, пиши, Любочка: «Проникающее ранение в брюшную полость»… Как будем писать, герой с дырой, – «чуть пониже пупка» или «чуть повыше того самого»? Да, если б чуть пониже, тогда бы можно было не досчитаться кое-чего важного. – Опять хитрый взгляд на сестру, опять в ответ обязательная улыбка. – Давай, Любочка, срочно готовь, будем ремонтировать. Брить, соблюдая все меры предосторожности, сохрани, милая, этому красавцу то, что он чудом не потерял в бою. Давай, командир, и ты готовься. Время против нас. – Сказал и пошёл, тяжело ступая по скрипучим доскам пола.
Проснулся Александр после операции, когда за окном стояла чёрная ночь, и первое, что он увидел, была склоненная над соседней койкой громоздкая фигура в белом халате. Александру ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни думать, да и жить не очень-то хотелось, какое-то отупение овладело душой и телом. В голове шумело, стучало в висках, болело в затылке. Живот туго обтянут бинтами и внутри его покалывает тонкими иголочками.
Фигура над кроватью распрямилась и быстро, как только могла, заковыляла к выходу. Появилась тут же группа врачей, они окружили кровать.
– Пульс не прощупывается, – сказал кто-то из них тихо, – зрачок на свет не реагирует.
– Срочно на стол! – глухо прозвучал голос старого хирурга, его Александр распознал бы теперь среди тысячи других.
До полудня соседняя койка пустовала, а потом на нее положили водителя БМП, подорвавшегося на мине. Ему оторвало обе ноги до колена. Глядя на своего соседа, Гайдаенко не мог понять по его поведению, знает ли тот, что с ним сотворили, или ему все равно, есть ли у него ноги, нет ли их – такое спокойное, умиротворенное лицо было у этого паренька из Северного Казахстана.
В конце дня в палату вошёл хирург.
– Здравствуйте, орлы! – громко произнес он, застолбив громоздкое своё тело в центре теснившихся коек. – Как самочувствие? Что приуныли Аники-воины? Как рука, боец-огурец? – подошел он к солдату-узбеку. – Ничего – это когда нет ничего, а у тебя вон какое чего. Такой рукой хорошо деньги с прилавка в мешок смахивать, а ты – ничего!
– Ну, командир, что-нибудь беспокоит? – подошел он к Александру. – Ничего – это тоже хорошо! Газы отходят. Отлично! Дней через пяток рванем в глубинку. Куда бы хотелось? Ташкент? Алма-Ата? Фрунзе? Или в Европу махнем?
– Я как-то об этом не думал. Мне, собственно, всё равно, – ответил Александр, зная, что в Елово его не повезут.
– Тогда запишемся в город яблок, где они дороже, чем на крайнем Севере. Зато как они пахнут! Нет, это надо самому испытать! – нос хирурга сморщился, задвигался, выискивая среди волн госпитального запаха ароматные струи алма-атинского апорта. Он так старался, настраивая свое обоняние, что лицо его приобрело какое-то жалкое выражение обиженного судьбой нищего, которому, ко всем его несчастьям, ещё и не дали понюхать яблоко.
Алма-Ата