как нельзя более блестяще. Воодушевленный успехом, д’Артаньян поклялся себе завтра же отправить Планше за отборным овсом – пусть даже им самим придется попоститься. А впрочем, прекрасная Луиза вряд ли позволит, чтобы постоялец, к которому она отнеслась столь радушно, чах от голода у нее на глазах. А значит, и Планше что-нибудь да перепадет…
Подъехав к воротам, он увидел, что там ведутся несомненные приготовления к отъезду. Слуги проворно грузили в повозку чемоданы и дорожные мешки, а г-н Бриквиль наблюдал за ними со своей всегдашней кислой миной, словно подозревал, что на отрезке дороги длиною всего-то в десяток шагов нерадивые лакеи успеют украсть и пропить пожитки в ближайшем кабачке. Здесь же стоял конюх, держа в поводу оседланную лошадь хозяина, настолько уступавшую новому приобретению д’Артаньяна, что тот лишний раз испытал приятное чувство превосходства. Все усмотренное вкупе со шпагой на боку г-на Бриквиля, занимавшей это место лишь в исключительных случаях, многое сказало бы и менее наблюдательному человеку, нежели наш гасконец. Он с радостью отметил, что стоявшая тут же Луиза вовсе не походила на женщину, собравшуюся пуститься в путешествие.
С важным видом он спрыгнул с седла и бросил поводья одному из слуг:
– Отведи моего коня в конюшню, Клеман, да смотри, вытри его как следует!
– Господи! – воскликнула Луиза с живейшим интересом. – Какой великолепный конь, господин д’Артаньян!
– Пустяки, – ответил гасконец с наигранной скромностью. – Можно было подобрать и получше, но время поджимало – завтра утром следует явиться в казармы гвардейской кавалерии, представиться командиру, выяснить, в какую именно роту меня зачислили…
– Сударь! – воскликнула прекрасная нормандка в совершеннейшем восхищении. – Вы уже в гвардии!
– Ну, вы же знаете, что я явился в Париж делать карьеру… – сказал д’Артаньян, внутренне распираемый гордыней. И обратился к г-ну Бриквилю тем покровительственно-радушным тоном, каким всегда говорят с пожилыми унылыми мужьями молодых красавиц: – Что я вижу, любезный хозяин! Никак, изволите путешествовать?
– Вот именно, – мрачно ответил Бриквиль со своим всегдашним кислым видом. – В Бургундию, знаете ли. Там у меня процесс в парламенте Дижона, по поводу наследства. Каковое, между прочим, выражается кругленькой суммой в семьсот пистолей, – добавил он примерно с той же едва скрытой гордыней, с какой д’Артаньян объявил о своем вступлении в гвардию.
– А я-то решил, судя по обилию багажа, что вы собрались не иначе как к антиподам… – ответил д’Артаньян.
– Я думаю, ради такого наследства стоило бы отправиться и к антиподам, – сухо заверил г-н Бриквиль. – А вы, я слышал, были настолько опрометчивы, что встали под военные знамена? Ах, господин д’Артаньян, молодо-зелено! Охота вам была взваливать на плечи такую обузу…
Гордо подбоченившись, гасконец ответил:
– Хотел бы уточнить, что я записан не в какой-нибудь провинциальный