замороженная. В павильоне-то все свои, а на натуре почти всегда толпа любопытствующих собирается. Андрей сумел с этим справиться, честь и хвала ему. Бился он с ней долго, но у него получилось. Такая актриса погибла! И только-только самый расцвет у нее начался… Андрюшу жалко безумно. Он ведь не только любил ее, она была ЕГО актрисой. Без Алины он уже ничего толкового снять не сможет, и это сейчас, когда у него второе дыхание открылось… Жаль.
Он пододвинул Насте пепельницу.
– Курите, не стесняйтесь, я же вижу, как вы мучаетесь, все на пепельницу посматриваете. Меня дым не раздражает.
Настя благодарно кивнула и с наслаждением закурила. Ей нравилось сидеть здесь, в этой квартире с выломанными перегородками между комнатами, превращенной в один большой зал, со стенами, увешанными фотографиями знаменитых музыкантов и певцов. Краем уха она слышала бессмертную музыку Верди, и уходить отсюда ей не хотелось, хотя приличия требовали сворачивать визит – шел одиннадцатый час.
– Расскажите мне о Зое Семенцовой, – попросила она Дегтяря.
– Что вам рассказать? Вас, как я понимаю, интересует вопрос, могла ли она убить Алину?
– Вы очень прямолинейны, Леонид Сергеевич.
– А вас это пугает? Так вот, я отвечу вам: да, могла. По состоянию души, психики, если вам так больше нравится, – могла. Вполне. А по физическим данным – вряд ли. Алина, конечно, не баскетболистка, но и не кроха, она – нормального женского среднего роста, примерно метр шестьдесят девять. Это я еще с тех пор, как снимал ее, помню. И весила она килограммов шестьдесят пять – шестьдесят восемь. А Зоя – маленькая, худющая, как большинство пьющих, ножки как палки, ручки как спички. Застрелить – да, отравить – тоже да. Но не задушить.
– А если предположить, что Алина Вазнис была в бессознательном состоянии? Спала, пьяна, в обмороке?
– Ну тогда конечно, – развел руками Дегтярь. – А что, есть данные, что она умерла, находясь в бессознательном состоянии?
– Пока нет, – призналась Настя. – Результаты вскрытия будут только завтра. Это я так спросила, на всякий случай. И что же, вы полагаете, что Семенцова столько лет копила обиду? Ведь тогда, пять лет назад, ее обида и ненависть были, наверное, намного острее, чем сейчас? Почему же не тогда? Почему именно теперь?
– Э-э, голубушка, вот именно что теперь. В этом-то весь и фокус, что теперь, когда Алина на взлете, когда на небосклоне маячит всемирная известность. Когда она из подающей надежды стала звездой. Вот тут-то самая острота и начинается. Уснувшая ненависть оживает. Чаю хотите?
– Да неудобно мне, Леонид Сергеевич, уже поздно, вы нездоровы, а я вас мучаю. Мне, наверное, уже пора оставить вас в покое, хотя вопросов у меня осталось еще много.
– А вы не стесняйтесь, – улыбнулся Дегтярь. – Я сейчас один, жена с внуками и собакой на даче, так что вы никого не обеспокоите. И потом, если вы сейчас уйдете, то как же «Травиата», которую вы якобы любите?
Он лукаво подмигнул и рассмеялся.
– Давайте