вот Сталин, похоже, не обиделся на «широкую грудь осетина». Стихи не о ней, а то, о чем стихи, по-видимому, даже польстило ему…
5
Одни современники защищали, другие обличали Н.Я. И у тех и у других были свои аргументы и свои контраргументы. Сильные и слабые, объективные и субъективные.
Но меньше всего хочется оказаться в чьем-то «лагере» – предрасположенность мира к расколотости и к тупой вражде до крайности удручает.
Мне «вспоминается» декабрь 1938 года и другой лагерь: транзитная зона среди запорошенных сопок, взгляд упирается в них и в посеревшее море внизу, ряды бараков, побеленную больничку с настоящими пружинными кроватями, на одной из которых умирал мой любимый поэт.
А в это время на другом конце страны – где-то между Струнино, Шортанды и Москвой – металась, не находя себе места, его жена, еще не вдова, обуянная отчаянием, одиночеством и тоской. Вдовой она станет, когда посылка, отправленная 2 января 1939 года и в которую она позабыла вложить сало, вернется в Москву за смертью адресата. Письмо же, написанное 22 октября 1938 года, она так и не отправила, и он его тоже не получил.
Двадцать седьмого декабря 1938 года, когда он умер, ей было тридцать девять лет и неполных два месяца, а жизни оставалось почти столько же – сорок два года и два дня. Около двадцати лет ушло у нее на то, чтобы не умереть и сохранить стихи и прозу, еще десять-пятнадцать – на то, чтобы увидеть их в самиздате или напечатанными, на Западе или у нас.
На шестом десятке она начала писать и свои книги и через десять лет управилась и с этим.
Что написано – то написано.
На семьдесят пятом году она пристроила и архив – далеко-далеко от Москвы.
Что сделано – то сделано.
А 29 декабря 1980 года, на восемьдесят втором году жизни, она умерла.
Что прожито – то прожито.
6
Памяти Н.Я. Мандельштам
Растает снег, просядет холм багровый,
Озябшая провеется земля,
и ты сроднишься с новою основой,
с бескровной почвою судьбу свою деля.
В тебе одной всё тлела, всё горела
еще одна неистовая плоть.
И пела – та, а эта – сиротела,
но всё исполнилось, как рассудил Господь.
Старуха вздорная, наперсница поэта,
девчонка глупая, умнейшая жена!
Вторая Речка – просочилась в Лету,
а строчки – повторяет вся страна!
.. Но, выполнив земное назначенье,
как докурив последний «Беломор»,
ты с пеплом мстительного обличенья
стряхнула смуту, злобу и раздор.
И сколько надо совести упорной,
чтоб ложные отшелушились зерна
и чистых линий просиял узор!..
Желчь гениальна, истине в укор,
но, как стрельба в упор, она позорна —
и лишь одна поэзия бесспорна!
Примечания
1 С