сердито ответил Иван Васильевич и постучал длинным указательным пальцем по толстой книге в кожаном переплете, лежащей на столе, укрытом длинным зеленым сукном. – Послушник твой, отче, млад годами, однако ж осмеливается осуждать некоторые из моих деяний и даже выступает с нравоучениями на страницах летописи, уподобляясь Плутарху и Льву Диакону. Я сказал ему, что не его это телячье дело заниматься разбором всего свершенного мною и тем более лепить из меня эдакого злодея! Этот умник вместо признания своих ошибок и смиренного раскаяния вздумал спорить со мной, доказывая свою правоту. – Иван Васильевич резким движением рубанул воздух ребром ладони. – В общем, владыка, упек я твоего грамотея в темницу за его длинный язык и дерзостный ум. Пусть посидит в сырости да мраке, пораскинет мозгами, в чьей власти он находится и кому служить обязан без излишних размышлений.
Владыка Вассиан обеспокоенно заерзал на стуле с высокой спинкой. В голосе его прозвучало недовольство поступком великого князя:
– Сплеча рубишь, княже. Не сознаешь того, что книжник – это ведь не смерд и не холоп. У грамотного человека на всякое событие свой собственный взгляд имеется, ибо многознание сродни мудрости. А всякий мудрец выше людских пороков, так как истина для него важнее.
– Я не отпираюсь от грехов своих, – проговорил Иван Васильевич, присев на стул напротив архиепископа, – но разве я преступаю Божьи заповеди от безрассудства иль корысти какой. Я же о земле Русской радею, хочу все княжества русские в единый кулак собрать! – Иван Васильевич потряс своим большим кулачищем. – Отец мой проявил слабину и жестоко поплатился за это, недруги ослепили его. Причем это были не татары и не литовцы, а свои же русичи. Исходя из отцовского печального опыта, я просто обязан быть жестоким и скорым на расправу.
– Княже, позволь мне прочитать страницы летописи, написанные рукой Микифора, а после дозволь мне побеседовать с ним, – попросил владыка Вассиан. – Под моим руководством послушник Микифор постигал знания из древних летописей и иноземных книг, а посему отчасти и я виноват в его дерзостном вольнодумстве. Я сумею убедить Микифора не смешивать воедино в летописном труде зло обычное и зло, творимое великим князем во благо Руси.
– Конечно, отец мой, – с неким облегчением в голосе промолвил Иван Васильевич, – я передам тебе Московскую летопись для ознакомления. Ежели слова твои вразумят Микифора, владыка, я позволю ему и дальше вести сей летописный свод. Слог у него замечательный и почерк вельми красивый.
Глава четвертая
Узники
С той поры, как на службу к Ивану Васильевичу поступили фряги, каменщики и архитекторы, во главе со знаменитым Аристотелем Фиораванти, облик Москвы стал существенно меняться. На месте древнего белокаменного Успенского собора, построенного еще при Иване Калите и изрядно обветшавшего, был возведен великолепный пятиглавый храм из тесаного камня, также посвященный Успению Пресвятой Богородицы. Строительство длилось пять лет под руководством