не беспокоиться, – заявил Самак. – Я буду держать вас в курсе дела.
Он повесил трубку, вышел из кабины и прошел в зал, где его ожидало кофе. Через витрину ему было видно, что веломотор убийцы не тронулся с места. Он решил оставаться внутри бара, чтобы наблюдать за его выходом. Убийца появился сразу же после его решения. Самак из предосторожности сразу же заплатил за свое кофе и потому мог немедленно покинуть бар. Оглядев подозрительным взглядом улицу, убийца сел на велосипед.
Самак подошел к своему велосипеду и отъехал, не теряя времени. Убийца направился на Бамрунгмуанг Роад, и он нажал на газ, чтобы соблюдать дистанцию и избегнуть за собой слежки.
Убийца направился к северу. Проехав мраморный путь к стадиону Райадамнерн, мимо которого он проехал как будто для того, чтобы попасть в многолюдный квартал, который простирался вдоль реки на окраине города. Самак подумал, что, вероятно, он живет здесь, и подумал также, что теперь необходимо удвоить осторожность.
Вскоре они покинули асфальтированные дороги и поехали по земляным, которые зигзагами проходили мимо хижин и сараев, выстроенных из самых различных материалов. Два раза Самак терял из виду молодого тайландца, который бросил гранату.
Потом он исчез в третий раз, и Самак был вынужден приблизиться к нему, чтобы не потерять его окончательно. Он подумал, не лучше ли бросить это преследование, пока его еще не обнаружили.
Когда он решил бросить это дело, он обнаружил убийцу менее чем в двадцати метрах от себя. Тот стоял на узкой тропинке и с любопытством смотрел в его направлении.
Самак понял, что, очертя голову, бросился в расставленную ему ловушку. Слишком поздно!
Прежде всего он успел сделать хоть один жест в свою защиту, чей-то силуэт выскочил из засады, устроенной позади массива из камней и корней деревьев. Самак почувствовал страшную боль под лопаткой от ножа, который вонзился в него, раздирая его тело, и достиг сердца.
Он умер, не издав ни звука.
Глава 2
Бонза Чикаторн представлял собой зрелище полнейшей прострации.
С глазами, устремленными в невидимую точку, он оказался погруженным в абсолютное созерцание, которого никакая материальная жизнь не могла касаться. Его лицо, гладкое и непоколебимое, имело то выражение легкого сострадания, которое замечалось на некоторых изображениях Будды или других азиатских божеств. Но на самом деле Бонза был занят весьма мирскими делами. Краем своего неподвижного взгляда он наблюдал за Нидергангом, который делал героические усилия походить на остальных туристов, которые наполняли ограду Большого Дворца.
Швед доставлял беспокойство бонзе. Как многие европейцы, прожившие слишком долго на юго-востоке Азии, он начинал поддаваться влиянию климата, а отсюда исходила опасность для организации. Та манера, с которой он явился сюда, не приняв необходимых мер предосторожности, самых элементарных, доказывала, что он уже не вполне здоровый человек.
При других обстоятельствах Чикаторн, не задумываясь, потребовал