слышу телефонный звонок.
– Я подойду! – кричит бабушка.
Через минуту она входит на кухню, где я намазываю себе бутерброд. Я вижу, какое выражение у бабушки на лице, и понимаю, что звонок как-то связан с Эллисон.
– Это твоя сестра, – говорит она. Я сразу трясу головой. – Бринн, по-моему, тебе стоит подойти и поговорить с ней!
Бабушка пытается говорить строго, но я знаю: она ни за что не станет заставлять меня разговаривать с ней.
– Нет, – говорю я, намазывая хлеб арахисовым маслом.
– Рано или поздно тебе все равно придется с ней поговорить, – терпеливо говорит бабушка. – По-моему, тебе сразу полегчает.
– Я не хочу с ней разговаривать! – твердо отвечаю я. Я не могу сердиться на бабушку. Знаю, она любит нас обеих и теперь разрывается пополам. Она всегда желала нам обеим только хорошего.
– Бринн, раз ты не подходишь к телефону и не отвечаешь на письма, Эллисон придумает другой способ связаться с тобой!
Неожиданно у меня в голове что-то щелкает. Я все понимаю, посмотрев в бабушкины добрые голубые глаза. Эллисон выходит из тюрьмы. А может, она уже на свободе!
Руки у меня дрожат, и комок арахисового масла падает с ножа на пол. Мне очень страшно. Вдруг она возьмет и без предупреждения заявится сюда? Живо представляю: вот я на заднем дворе дрессирую Майло, метиса немецкой овчарки и чау-чау. Учу его проходить мимо угощения, не съев его. Оборачиваюсь и вижу ее. А она стоит и смотрит на меня. Ждет, что я скажу ей… Что? Что я могу ей сказать? И что может сказать мне она? Она ведь написала мне целую кучу писем. Сколько раз можно просить прощения?
Я отрываю кусок бумажного полотенца и нагибаюсь, но Майло успевает слизать с пола арахисовое масло раньше меня.
– Я не могу с ней разговаривать.
Бабушка сжимает губы и с расстроенным видом качает головой.
– Хорошо, я ей передам. И все-таки, Бринн, когда-нибудь тебе придется с ней встретиться.
Я не отвечаю, но следом за ней иду в гостиную и смотрю, как она берет трубку.
– Эллисон! – Бабушкин голос дрожит от смешанных чувств. – Бринн не может подойти к телефону. – Она молча слушает ответ. – У нее все хорошо… Да, очень хорошо.
Я больше не выдерживаю; ухожу на кухню, хватаю бутерброд и выбегаю черным ходом к машине. Я давно поняла: с животными ладить намного легче, чем с людьми. Родители никогда не позволяли мне завести домашнего питомца – от них много шерсти, много грязи, они требуют много времени и сил. Я вечно притаскивала домой с улицы щенят или котят в надежде, что мне позволят их оставить. Я прихорашивала своих найденышей как могла – расчесывала свалявшуюся шерсть старой расческой, срезала колтуны, брызгала на них дезодорантом, чистила им зубы старой зубной щеткой. Я подбирала старых дворняжек, одноглазых кошек с рваными ушами. Помню, как я торжественно выносила их родителям. Смотрите, какой славный песик! Смотрите, какая пушистая кошечка! Какие они ручные, смышленые, милые! Неужели вы не понимаете,