в авиации – не трепаться, по-моему.
– Нет, не то. – Парень совсем отпустил штурвал и полез в карман за папиросами. Его, видно, забавляло, что пассажир трусит.
Прохоров стиснул зубы и отвернулся.
В этот момент полуторку основательно подкинуло. Прохоров инстинктивно схватился за дверцу. Свирепо посмотрел на шофера.
– Ты!.. Авиатор!
Парень опять улыбнулся.
– Уважаю скорость, – признался он.
Прохоров внимательно посмотрел в глаза парню: парень чем-то нравился ему.
– Ты в Салтон зачем едешь?
– В командировку.
– На сев, что ли?
– Да… помочь мужичкам надо.
Хитрый Прохоров некоторое время молчал. Закурил тоже. Он решил переманить шофера в свой колхоз.
– В сам Салтон или в район?
– В район. Деревня Листвянка… Хорошие места тут у вас.
– Тебя как зовут-то?
– Меня-то? Павлом. Павел Егорыч.
– Тезки с тобой, – сказал Прохоров. – Я тоже по батьке Егорыч. Поехали ко мне, Егорыч?
– То есть как?
– Так. Я в Листвянке знаю председателя и договорюсь с ним насчет тебя. Я тоже председатель. Листвянка – это дыра, я тебе должен сказать. А у нас деревня…
– Что-то не понимаю: у меня же в командировке сказано…
– Да какая тебе разница?! Я тебе дам такой же документ… что ты отработал на посевной – все честь по чести. А мы с тем председателем договоримся. За ним как раз должок имеется. А?
– Клуб есть? – спросил Пашка.
– Клуб? Ну как же!
– Сфотографировано.
– Что?
– Согласен, говорю! Пирамидон.
Прохоров заискивающе посмеялся.
– Шутник ты… (Один лишний шофер да еще с машиной на посевной – это пирамидон, да еще какой!) Шутник ты, Егорыч.
– Стараюсь. Значит, клубишко имеется?
– Имеется, Паша. Вот такой клуб – бывшая церковь!
– Помолимся, – сказал Пашка.
Оба – Прохоров и Пашка – засмеялись. Так попал Павел Егорыч в Быстрянку. Жил Пашка у Прохорова. Быстро сдружился с хозяйкой, женой Прохорова, охотно беседовал с ней вечерами.
– Жена должна чувствовать! – утверждал Пашка, с удовольствием уписывая жирную лапшу с гусятиной.
– Правильно, Егорыч, – поддакивал Ермолай, согнувшись пополам, стаскивая с ноги тесный сапог. – Что это за жена, которая не чувствует?
– Если я прихожу домой, – продолжал Пашка, – так? – усталый, грязный – то, се, я должен первым делом видеть энергичную жену. Я ей, например: «Здорово, Маруся!» Она мне весело: «Здорово, Павлик! Ты устал?»
– А если она сама, бедная, наработается за день, то откуда же у нее веселье возьмется? – замечала хозяйка.
– Все равно. А если она грустная, кислая, я ей говорю: пирамидон. И меня потянет к другим. Верно, Егорыч?
– Абсолютно! – поддакивал Прохоров.
Хозяйка притворно сердилась и называла всех мужиков охальниками.
В клубе Пашка появился на второй день после своего приезда. Сдержанно-веселый,