стоит у входа в их спальню.
Он заметно вырос, уже почти достигая пояса – может, это влияние животного, может, рост нестабилен, может, последствия поломки, может, она просто не успевает заметить, как же он быстро растет. На нём облегающий серо-голубой комбинезон, как тот, что надет на людях.
Жан словно этому рад.
10.
Теперь прибор ест с их стола, один за другим сметая кубики вкусов – чавкая, обливаясь слюной, как животное. Им и так непросто было завтракать, когда прибор крутился в столовой с ними, пусть и под присмотром манипуляторов – его невозможно не слышать, не замечать.
Жан сам первым протянул ему кубик своего вкуса – янтарно-золотой, и Ремидос до сих пор не без содрогания смотрит, как рука человека касается руки существа. Прибор проглотил вкус полностью, не пытаясь распробовать, и с тех пор требует вкусы снова и снова – манипуляторы еле успевают забирать их из репликатора. Прибор ест с ними – больше, чем все они, набивая утробу, всё равно присасываясь к трубке с питанием, он жрёт и жрёт ненасытно, и это только дело времени – он сядет и за стол.
– Дж'эан, – говорит оно снова.
Чи встает и выходит из столовой, но Жан даже не отрывает от прибора глаз.
Ремидос приходит к Амуну, хоть ненавидит его тёмный кабинет и его черные глаза.
Амун встречает её. Амун знал, что она придет.
– Расскажи мне больше о таких приборах, – просит Ремидос. – Что еще есть о них в памятниках древних?
Амун пожимает плечами и садится, жестом предлагая ей сесть напротив. Ремидос остается стоять.
– Мне кажется, наша гипотеза о животных верна. Я нашел еще запись.
Амун щелчком включает проекцию записи, и Ремидос морщится от внезапного яркого света, а потом смотрит. Ремидос смотрит, как уродливый, бесполезный прибор бежит по траве за собакой, падая и спотыкаясь. Он хохочет, пытаясь поймать её хвост. Он выглядит издевательски человечным, и она резко дергает рукой, выключая запись и прекращая эту насмешку. Они уже видели изображения.
– Да, похоже. Но это мы уже знаем. Почему он поедает вкусы?
– Потому что он мимикрирует. Мы же согласились.
– Есть что-нибудь в памятниках древних об этом?
Амун снова пролистывает изображения с приборами, они уже видели, и Ремидос не может присматриваться. Это его специальность, и Амун заключает:
– Это не противоречит гипотезе.
Ремидос и сама не знает, зачем пришла, она хочет спросить – и не знает. Амун рассматривает её – сперва с вопросом, потом – заинтересованно, а потом резко встает и подходит, вглядываясь в её глаза. Он так близко, что Ремидос не может ни отвернуться, ни молчать.
– Ему нужно столько питания, – сознается она тихо. – Куда больше, чем я предполагала.
– Он чудовище, верно? – спрашивает Амун понимающе, с вкрадчивой улыбкой.
Он попадает в цель. Ремидос все-таки отводит взгляд, неудобно поворачивая голову.
– Жан не замечает этого. Почему?
– Я не знаю, – отвечает Амун так, словно знает, на самом