долго сидел и смотрел на свои руки.
– Уважаемый Сергей Александрович, моя мать умерла, когда мне было тринадцать. Разница не очень велика. Чувства Якова Михайловича я вполне понимаю, не надо выставлять меня монстром. Это Вы не понимаете, что для меня вся эта история очень личная. Я ведь был влюблен в Марину. Мы учились вместе. Она была совершенно необыкновенная: красивая, умная, добрая и очень честная. А какое у нее было чувство юмора, а как она пела! К сожалению, жениться на Марине я не мог, хотя и очень этого хотел. Отец у меня работал в органах, был большим патриотом, моя женитьба на полукровке, да еще и на дочке зэка, поставила бы крест на его карьере. Дома был грандиозный скандал, и мне пришлось отступиться, тем более что Марина явно отдавала предпочтение Михаилу. Тем не менее мы с Мариной остались большими друзьями.
– Что за ужас Вы такой рассказываете? – завелась Лена. – Что, если я, к примеру, еврейка, то не могу быть патриоткой? Ради карьеры растоптать любовь… Это не просто ужас – это самый настоящий ужас, ужас, ужас…
– Лена, прекрати, сейчас вылетишь отсюда, – Яков резко оборвал дочь. – Павел Андреевич, пожалуйста, продолжайте. Простите Елену, молодо-зелено.
– Марина работала в одной группе с Кузьмичевой. У Кузьмичевой было все: муж – директор, прекрасная квартира, машина с шофером, дом – полная чаша. Не было у нее одного – таланта к научной работе, а вот у Марины талант был, и еще какой. Марина очень быстро стала неформальным научным лидером в группе. Кузьмичева, видимо, завидовала и использовала руль, который был в ее руках, чтобы по возможности перекрыть Марине кислород. Отношения были напряженные. И вот представьте себе ситуацию: Марине приходит приглашение на международную конференцию выступить с приглашенным докладом, а Кузьмичевой ничего не приходит. До этого момента только Кузьмичева одна из всей группы выезжала за рубеж. Для Кузьмичевой это был удар ниже пояса. Ей срочно понадобился компромат на Марину. Не могла она перенести, что Марина в чем-то окажется впереди нее. Вот тут-то и всплыла информация, что Маринин отец отбывал срок. Помню, где-то за месяц до кончины Марина пришла ко мне с просьбой. Она просила меня через моего отца выяснить, почему ее отец был арестован. Почему-то Яков Михайлович – старший наотрез отказывался отвечать на этот вопрос. Сказал, что полностью реабилитирован, и точка. Ни одного слова больше.
Мой отец, конечно, не мог выполнить просьбу Марины: не положено было, внутренняя этика не позволяла. Марина отнеслась к отказу отца с пониманием. Раньше, чтобы выехать за рубеж, нужна была рекомендация парткома. Марине рекомендацию не дали. Обидно ей, конечно, было, особенно поначалу, но довольно быстро она пришла в себя. Я очень удивился, когда в тот роковой день Марина прибежала ко мне в совершенно растрепанных чувствах. Я никогда не видел ее в таком состоянии. Говорила она много, но совершенно бессвязно. Чаще всего Марина повторяла: «Он сказал, что отец – предатель и связан с немцами… Он сказал, что отец – вор… Я подам в суд…» Я дал ей воды. Марина