шныряющих туда-сюда курсантов.
Наконец, когда на часах было уже без пяти минут восемь, я подошла к окошку с дежурным и поинтересовалась, когда позовут журналистов, показав удостоверение.
– Так вы что тут-то? Ваши с другого входа ожидают.
– А далеко?
– Ща, погодите, – парень принялся набирать кого-то по телефону, потом долго что-то втолковывать. Наконец он положил трубку и виновато посмотрел на меня:
– А ваши все уехали.
– Твою мать!
Я выбежала из заведения, по дороге набирая номер Светки. Та быстро вникла в ситуацию и сказала оставаться на месте.
Через полчаса возле меня притормозила вишневая, побитая жизнью, временем и нашими дорогами девятка, и веселый парень прокричал сквозь громкую музыку из салона:
– Это тебя в тюрьму?
Честно говоря, я чуть не подавилась от постановки вопроса, но быстро кивнула и, не дожидаясь приглашения, прыгнула в салон.
– Долго ехать? – я постаралась поудобнее устроиться в забитой всяким хламом машине и приготовилась к долгой дороге.
– Та не-е… Тут всего-то километров десять.
– Вас Света прислала?
– А шо, есть другие варианты? – хохотнул юморист, но продолжать не стал.
– Полина… – я решила, что представиться все же будет не лишним, но парень отмахнулся.
– Знаю. Светка сказала.
Сам он решил, что представляться будет излишним, а потому я так и не узнала, кому обязана своим чудесным спасением. Надо будет только Светке проставиться что ли. Да и за бензин не лишним будет расплатиться.
В целом Светкин жених, если это конечно был именно он, мне понравился. Парень больше молчал, не доставая меня излишним разговорами, на всю громкость врубив Михаила Круга.
К воротам подъезжали под «Кольщика», чем очень впечатлили куривших возле ворот работников колонии.
Еще минут двадцать пришлось доказывать, что я не верблюд прежде, чем меня пропустили на территорию и проводили на конференцию, если это можно назвать именно так. Хвала богам, та еще не началась, мэр задерживался, а без него высокое тюремное начальство естественно говорить опасалось, и оттого все томились в общей зале.
В какой-то момент к начальнику колонии подошел мужчина в форме, что-то сказал ему на ухо, и тот даже в лице изменился. Побагровел весь, усы задергались.
Нам объявили, что у нас есть время все здесь как следует осмотреть.
Честно говоря, колония приятных чувств у меня точно не вызывала. И на это были особые причины. Хотя, что греха таить, вряд ли в целом мире найдется хоть один человек, кому это место покажется светлым и милым. И все же у меня оно, помимо прочего, вызывало еще и страх.
Страх был сродни тянущей боли внизу живота, он обволакивал и давил, заставляя сердце биться быстрее обычного.
Кое-как я смогла взять себя в руки, и тогда оказалось, что в актовом зале, ну или как тут это называется, я осталась совсем одна. С трудом отыскав дрейфующую кучку журналистов, которым, в отличие от обычных людей, тюрьма казалась чуть ли