Женька, почему не он сам пролетит, пригибаясь к этой гриве, мимо финишного столба?.. «Приехали… стараешься, стараешься… И всё коту под хвост…»
– Ну… – протянул он неопределённо… и понял, что просто так Дед Цыбуля подобного вопроса не задал бы. И Сергей ответил решительно: – Женька парень хороший. И ездит грамотно… Должен справиться… Он тут Крыма несколько раз галопировал – мне понравилось!
– Дело вот в чём, – наконец объяснил ему Василий Никифорович. – В Сайске твой крестник стоит… Заказ. Не ладит он у них что-то… Пять раз в этом году стартовал – и всё неудачно. А по моим расчётам – быть ему нынче дербистом! Должен, и всё! Как пить дать, должен!.. А он не ладит, хоть тресни… Съездил бы ты туда, глянул… Может, пособишь чем?.. Очень уж рассчитывал я на него… Потому и тебе в Пятигорск не отправил – думал, чего ради двум классным лошадям в одном Дерби… Пусть, мол, лучше два сразу нам выиграют. И вот оно как поворачивается… Ну?.. Сергунь?.. Что скажешь? Поедешь?..
Во властном, резком голосе Деда вдруг прозвучали такие жалобные, просящие нотки, что молодой жокей понял сразу и окончательно – поедет! Как тут не поехать. Тем паче что в Сайске его ждёт Заказ. Кузька! Сосунок паршивый…
И вот тут на Серёжу снизошло внезапное вдохновение:
– Василь Никифорыч, а если я на Заказе выиграю, в отпуск за свой счет пустите? – Сказал, сам испугался, не много ли запросил, и начал оправдываться: – Мне… всего недельку-другую. Мне в Ленинград очень надо… в Санкт-Петербург…
В трубке повисло тяжёлое молчание. В отпуск? Жокея? В разгар-то скакового сезона?..
Но через секунду Серёжа услышал:
– Пущу! – И после короткой паузы: – Ты выиграй только…
Видно, победа или окончательное поражение Заказа в самом деле были для Деда вопросом жизненной важности.
В воскресенье, сразу после окончания очередных скачек, Серёжа выехал в Сайск. К Петру Ивановичу, своему старому тренеру. К Заказу, который для него, жокея, видевшего сотни коней, был всё же особенным…
Он потерял счёт времени. Не заметил, как рядом с ним села какая-то тётка. Народ постепенно наполнил троллейбус, потом начал тесниться. Все окна были открыты, но жара неотвратимо превращала медлительную машину в передвижной крематорий. Бойкие южные пенсионерки затевали пронзительные перепалки, оспаривая друг у дружки право приклеиваться к коричневому дерматину передних сидений. С таким же успехом их голоса могли бы доноситься с другой планеты – Сергей их просто не слышал.
Троллейбус между тем миновал круглую площадь, где водили хоровод увитые плющом стальные столбы, одолел, гудя и вздыхая, благословенно-тенистую Потёмкинскую «першпективу» и наконец натруженно замер перед вокзалом. Пассажиры сразу перестали ругаться и устремились на выход, и только тут Сергей, спохватившись, очнулся и одним из последних выпрыгнул в дверь.
Привокзальная площадь жила своей жизнью, суматошной и вечной. Люди с чемоданами, детский плач, запах беляшей, кукурузы, жареных семечек… цыганки