деревни. Тут разразилась гроза. Иван вмиг промок до нитки и спрятался под тем самым дубом, где родила его баба Надя. Больше он ничего не помнит. Ударила ли его молния или еще что случилось, только упал он замертво и не скоро в себя пришел. А когда очнулся – земля уже высохла и светило солнышко. Но самое удивительное, по его словам, то, что неподалеку от него играла маленькая девочка, годика полтора-два. Значит, где-то поблизости должны быть ее родители, – подумал он. Звал их, искал. Потом устал, да и вечерело уже. Взял он девочку с собой. Баба Надя как-то оформила все это в сельсовете, и стали они ее растить как родную дочь и внучку. Люди говорили, что непутевая жена Ивана нагуляла девочку и подбросила ее бывшему мужу. Как все было на самом деле, никто не знает. Девочку назвали Лидой. Это сестра Алены.
– Ну и дела… А баба Марфа правда ведьма?
Нина пожала плечами.
– Вон твоя красавица, – она привстала и помахала рукой Алене, которая в полумраке не сразу их заметила. – Я вас оставлю. Так мы с Артуром тебя завтра ждем.
– Хорошо. – Сергей разглядывал Алену по-новому, как бы примеряя ее к рассказу о странном лесном семействе.
Он пригласил Алену за свой столик. Поговорить им не удалось. Девушка была задумчива, на вопросы отвечала неохотно. Настроение испортилось непонятно от чего. Горский курил, не зная, как поддержать знакомство и напроситься в гости, в «ведьмину избушку».
– Я завтра домой уезжаю, – неожиданно заявила Алена. – Хотите со мной? Вам, наверное, интересно будет. Видели когда-нибудь настоящий праздник Ивана Купалы?
– Никогда. – Сергей ликовал в душе. Ему определенно везет!
– Тогда поедем?
Он помолчал, собираясь с мыслями. Завтра ему нужно повидаться с Корнилиным, поговорить. А вечером он свободен. Так он и сказал Алене.
Глава 2
За окнами автомобиля тянулся нескончаемый лес. Горский нанял джип, помня предостережения Алены о разбитых дорогах. Теплый летний день клонился к закату, синее небо без единого облачка дышало покоем. Водитель что-то тихонько насвистывал себе под нос…
Сергей невольно вспомнил разговор с Артуром. На небритом изможденном лице художника отпечаталось ощущение смертельного страха. Корнилин пытался что-то объяснять, бессвязно перескакивая с одного на другое, путаясь и чуть не плача. Сергея неприятно поразила такая перемена в друге. Уезжая в предыдущий раз во Францию, он оставил его полным творческих планов, надежд и любви к жизни. Куда все делось за столь короткий срок? И главное, почему?
Сбивчивый шепот Артура напоминал горячечный бред больного. В мастерской, освещенной почему-то керосиновой лампой, стоял запах опасности и невыносимого напряжения. Артур бормотал о каких-то символах Книги Тота[5], о тайной сущности мира, о том, что люди до сих пор находятся в неведении относительно самого главного…
«Это гораздо серьезнее, чем ты можешь представить, – нервно шептал Корнилин. – Осирис[6]…