хватало с обеих сторон.
– Кшисик, но ведь во Второй мировой поляки и русские сражались рука об руку.
– Они воевали с фашизмом, который ненавидели одинаково. Это правда. Во Второй мировой был один агрессор – гитлеровская Германия и ее союзники. Враг был ясен, понятен и русским, и полякам. Но тесного братания все же не произошло. Все равно между нами была какая-то преграда. Вы, русские, молодцы: давно простили немцев за все жертвы, и у вас теперь с ними прекрасные отношения. А поляки никак не могут освободиться от греха озлобленности против вас да и против немцев. Это плохо. Очень плохо. Со злобой жить нельзя.
– Кшисик, за что же конкретно винят нас поляки? За те, далекие, времена?
– Может, не так за те далекие, сколько за вмешательство в польскую жизнь после войны и особенно в декабре восемьдесят первого – во время правления Ярузельского, когда было введено военное положение. Поляков это очень разозлило. До сих пор не могут простить Ярузельскому и ведут против него судебный процесс. Но ведь если бы Ярузельский не ввел военное положение, судьба Польши была бы решена военной силой. Брежнев открыто об этом заявил. Экономика Польши была на грани краха. Советы отказали бы в газе. Нам было прямо заявлено: если вы соцстрана – поможем, если нет… А мы знаем, чем окончился переворот Юзефа Полсудского в тысяча девятьсот двадцать шестом или неподготовленное Варшавское восстание в сорок четвертом. Нет, введение военного положения тогда, в восемьдесят первом, было вполне оправдано.
Между Польшей и Россией вообще много разногласий на всех уровнях, много злобы, но на эмоциях нормальных отношений не построишь. Думаю, разные страны не могут одинаково воспринимать историю. Однако это не должно мешать им жить в согласии. Тем более, если соседи. Польша тогда, при Ярузельском, искала свой, третий, путь. И даже ваш Горбачев назвал ее «лабораторией реформ».
– Ну и что? Нашла этот путь?
– Полагаю, нет. Пока ее раскачивает из стороны в сторону. До чего докачается – не знаю.
– Кшиштоф, а что сейчас представляет собой польское общество?
– Оно страшно разобщено и поляризовано. С одной стороны – богатеи, с другой – бедняки. У нас появился класс или слой людей, которые позволяют себе жить, не считаясь с тем, как живет простой народ. Это аморально, нагло, вызывающе. Тем, кто остался честным, нет благополучного места. В обществе властвует культ денег.
– То же самое, дорогой племянник, и у нас. Ушли из жизни великие русские интеллигенты – Лихачев, Солженицын; нет ни одного учреждения, которое занималось бы людской совестью. В школах русская литература преподается на таком уровне, что для совести места не осталось. Везде – компьютеры, информатика, а о совести забыли. Совестливым стало быть невыгодно.
Да, все хочу спросить, что знаешь о своем дяде Брониславе, моем двоюродном брате и брате твоей мамы?
– Мама говорила, что когда они еще до войны, в войну и после войны жили в Вильно, дядя Бронислав,