Александр Солженицын

Раковый корпус


Скачать книгу

пустой шприц взять у него из вены, он спустил откаченный уже рукав и твёрдо сказал:

      – Вера Корнильевна, я очень сожалею, но найдите способ обойтись без этой пробы.

      – Да почему ж, Костоглотов?

      – Из меня уже попили кровушки, не хочу. Пусть даёт в ком крови много.

      – Но как вам не стыдно? Мужчина! – взглянула она с той природной женской насмешкой, которой мужчине перенести невозможно.

      – А потом что?

      – Будет случай – перельём вам крови.

      – Мне? Переливать? Избавьте! Зачем мне чужая кровь? Чужой не хочу, своей ни капли не дам. Группу крови запишите, я по фронту знаю.

      Как она его ни уговаривала – он не уступал, находя новые неожиданные соображения. Он уверен был, что это всё лишнее. Наконец она просто обиделась:

      – Вы ставите меня в какое-то глупое, смешное положение. Я последний раз – прошу вас.

      Конечно, это была ошибка и унижение с её стороны – о чём, собственно, просить?

      Но он сразу оголил руку и протянул:

      – Лично для вас – возьмите хоть три кубика, пожалуйста.

      Из-за того, что она терялась с ним, однажды произошла нескладность. Костоглотов сказал:

      – А вы не похожи на немку. У вас, наверно, фамилия по мужу?

      – Да, – вырвалось у неё.

      Почему она так ответила? В то мгновение показалось обидным сказать иначе.

      Он больше ничего не спросил.

      А Гангарт – её фамилия по отцу, по деду. Они обрусевшие немцы.

      А как надо было сказать? – я не замужем? я замужем никогда не была?

      Невозможно.

      6

      Прежде всего Людмила Афанасьевна повела Костоглотова в аппаратную, откуда только что вышла больная после сеанса. С восьми утра почти непрерывно работала здесь большая стовосьмидесятитысячевольтная рентгеновская трубка, свисающая со штатива на подвесах, а форточка была закрыта, и весь воздух был наполнен чуть сладковатым, чуть противным рентгеновским теплом.

      Этот разогрев, как ощущали его лёгкие (а был он не просто разогрев), становился противен больным после полудюжины, после десятка сеансов, Людмила же Афанасьевна привыкла к нему. За двадцать лет работы здесь, когда трубки и совсем никакой защиты не имели (она попадала и под провод высокого напряжения, едва убита не была), Донцова каждый день дышала воздухом рентгеновских кабинетов и больше часов, чем допустимо, сидела на диагностике. И, несмотря на все экраны и перчатки, она получила на себя, наверно, больше «эр», чем самые терпеливые и тяжёлые больные, только никто этих «эр» не подсчитывал, не складывал.

      Она спешила – но не только чтоб выйти скорей, а нельзя было лишних минут задерживать рентгеновскую установку. Показала Костоглотову лечь на твёрдый топчан под трубку и открыть живот. Какой-то щекочущей прохладной кисточкой водила ему по коже, что-то очерчивая и как будто выписывая цифры.

      И тут же сестре-рентгенотехнику объяснила схему квадрантов и как подводить трубку на каждый квадрант. Потом велела ему перевернуться на живот и мазала ещё на спине. Объявила:

      – После