виновного не найдут, невиновным покоя не будет. Придётся пенсионерке следствие вести. Завтра она Наташку пытать будет, и не в ванне, а с ножом к горлу!
Проводила детей до дома, но заходить не стала. Едва доплелась до собственного дома, помылась и спать легла. Сквозь сон слышала, как гремел телевизор, как шумели дети, как громко разговаривали взрослые. Но снова засыпала. Устала.
Утром встала раньше всех. Надо перехватить Наташу и поговорить с ней по дороге на работу. Ещё не собралась, как в дверь позвонили. Кого в такую рань принесло?
Сонька. Стоит, трясётся. В руках полотенце:
– Вот.
Кровавые пятна. Ага, глубокий порез.
– Вы что, на топорах с Мишкой рубились? Я сейчас скорую…
– Я прошу, Марь Кузьминична! Ну, пожалуйста!
– Соня, я ведь медсестра. Тут хирург нужен.
– Ну, Марь Кузми-и-нична-а!
– Садись и зажимай! И чтоб без истерик!
Выскочила в коридор, скомандовала сыну:
– Живо, сверху аптечку доставай! (Аптечка у них в зале на стенке лежала, чтобы дети не добрались).
Схватила телефон:
– Владимир Иванович, вы когда личный приём ведёте? Без формализма? Тогда я вам без формализма скажу: если сегодня Шумова по дороге на рынок на улице Горького у известного вам дома общественный порядок нарушит, внуков моих напугает, то я вашему начальству такой формализм устрою! На каждое слово протокол и жалобу! Вот именно!
– Ишь ты, «моих внуков», – сказал Вова, вынося аптечку. – Ты уже Наташкину байстрючку внучкой считаешь?
– От тебя другого и не ожидала. Ты своего сына бросил, неудивительно, что чужую дочь обзываешь.
– Папа меня бросил? – спросил Ваня.
– Ну, не удивлюсь…
Схватила аптечку и убежала на кухню.
– Соня, теперь никаких работ: ни посуду не мыть, ни уборки, ни тем более, сельхозработ.
– А я на дачу собиралась…
– Не вздумай! И чтоб никаких резиновых перчаток и напальчников! Обещаешь?
– Ну, Марь Кузьминична!
– Соня, ты меня за решётку засадить решила? На скорую!
– Ну, я клянусь! Помогите!
Все собрались и глядели на ужасный Сонин палец. Ваня ныл, дёргал мать за юбку: «Я тоже хочу смотреть!» Татьяна подняла его на руки.
– Вы, наверное, уже на даче управились? Ой, вы шить будете? – спросила Соня.
– Да я там в этом году ни разу не была, – ответила Марья Кузьминична. – А делать я буду, что считаю нужным, – и прыснула. – Ты, Сонь, не подумай, это я не на тебя смеюсь, а на себя. Первый раз за тридцать лет о даче не вспомнила.
– Что, и ни разу не были? А вот вчера вы откуда? Я думала, с дачи.
– Нет, я из гостей. В деревне была.
– А дача как же?
– Далась тебе эта дача! Вова права проср… это самое, профукал, ну и что теперь, всё на себе таскать? Солений, варений с прошлого года осталось, картошку на рынке продают.
– А лук, морковка, свёкла, клубника? А цветочки ваши?
– Всё будет магазинное! Половина города без земли живёт, никто не пропал!
– А, гори оно всё! И я свою брошу!
– Ты, Соня, резко не вставай.