зависимости от состояния личной жизни.
Он приучил меня к мужской заботе, а я приняла ее за гарантию будущего. Сейчас думаю: было ли то тепло, к которому я так привыкла, искренним, настоящим, направленным конкретно на меня? А может, я была слепа? Хотя какая разница. Не держу на него зла. И просто до сих пор люблю.
7
Я приехала сюда не для того, чтобы прятаться от воспоминаний, проливать слезы только над репчатым луком и ждать, когда болезнь уничтожит меня. Я приехала сюда прежде всего жить. Почему уехала? Чтобы больше не встречать никого, связанного с призраками прошлого, и не натыкаться на предметы из прошлой жизни. Я не хочу подсказок, напоминаний. Буду сама перелистывать страницы, в произвольной последовательности, чтобы понять, с чем пришла в день сегодняшний. И это не пафосный треп из жизнеутверждающих книжек вроде «Обрети себя за 24 часа».
Вообще-то перед смертью принято задумываться о вечном, о красоте утраченного и прелестях настоящего. Во мне нет такого предсмертного пробуждения любви к миру. Мне хочется только мира с собой. А для этого не обязательно иметь смертельную болезнь. Моя стала лишь толчком к этому; для кого-то таким же толчком может стать ничтожная причина. К примеру, угрожающе отклоняющаяся стрелка напольных весов.
Слишком долго я даже не была знакома с собой, слишком долго бежала впопыхах на поводу у стремления ухватить больше положенного. Слишком долго лила слезы над тем, что так и осталось нетронутым, несдвинутым, неприобретенным. Пора было остановиться у этого потока, присесть на берегу, неторопливыми движениями расчесать гребнем волосы. Продолжить путь маленькими шагами, не забывая радоваться: жить, дышать, смотреть, слушать. Все без спешки.
Сейчас мне, как никогда раньше, хочется быть рядом с людьми. Именно поэтому я устроилась на работу, хотя с деньгами, вырученными от продажи родительской квартиры, я могу жить в Овальном городе в роскоши несколько лет. Здесь я сняла жилье в самом шумном, переполненном доме, где из окон несется джаз и пахнет свежим лимонадом.
Как мне было тяжело с грузом исписанных тетрадей, а в Овальном городе я с легкостью дышу, теряюсь меж разноцветных домов в росписи заката, бреду домой вдоль дороги в желтом свете фонарей и чуть ежусь от ветра с моря. Внутри меня сейчас одна негасимая лампочка. Раньше она то затухала, то зажигалась снова. Давала свет урывками. А сейчас не меркнет ни на минуту. Мой внутренний маяк.
Я объедаюсь жареными персиками. Они растут круглый год в Желтой деревне, расположенной в ста пятидесяти километрах от Овального города. Поэтому здесь персики продаются на каждом шагу и просто неприлично дешевы. По будням уже в шесть утра мальчишки из Желтой деревни приезжают с полными ведрами и, слоняясь по улицам, выкрикивают: «Медовые персики сорваны, медовые персики сорваны!» Я, не покидая своей уютной квартирки, спускаю с балкона веревку, к которой привязана корзинка с деньгами за килограмм, и маленький продавец складывает в нее отборные «медовики». Они действительно