назвал. Аревик вспомнила, что, действительно, кто-то звонил несколько дней назад, но тогда она не расслышала номер квартиры, а переспросить не успела.
За тонкой фанерной перегородкой что-то упало, и послышался залихватский мат – так мог ругаться только Виталик. Даже Анатолий Борисович не раз объяснял ему, что рядом все-таки работает женщина, но тот лишь делал удивленное лицо, видимо, не понимая, как еще можно выражать свои мысли. Аревик уже привыкла к крепким выражениям и не только не обращала на них внимания, но иногда даже ловила себя на том, что порой не прочь и сама послать кого-нибудь.
– Виталька! Твою мать, где мои ключи?! Ты вчера тут порядок наводил!.. – это был уже голос Володи. Вечно у него все терялось, но Аревик почему-то казалось, что ему просто не хочется идти на вызов. Володя заочно учился на менеджера и поэтому «ковыряться в дерьме» являлось для него занятием унизительным, но временно необходимым. Так он сам говорил, а Аревик считала, что с его взглядами на жизнь, даже получив диплом, он все равно будет продолжать ковыряться в дерьме.
– Вон лежат, блин, за сваркой! Совсем ослеп?
Опять что-то загрохотало – похоже, кто-то копался в сгонах, кучей сваленных в углу.
– Кстати, сварка сегодня никому не нужна? – спросил Валерий Сергеевич, пожилой и наиболее рассудительный из всех. У него имелась жена и двое детей, поэтому без дополнительной платы он за работу не брался, зато и делал все на совесть, не в пример молодым.
– А хрен его знает, Сергеич, – небрежно бросил Виталик, – это, смотря, что чеченка нам сегодня нарисует.
– Не чеченка она, а армянка, – в очередной раз поправил Сергеич, – кстати, Аревик по-армянски – «солнышко».
– Хрен с ним, с солнышком – все равно чеченка…
– Сергеич, откуда ты все знаешь? – удивился Володя.
– Я, между прочим, жизнь прожил, – ответил тот назидательно, – и не всегда в подвале сидел. При социализме я на заводе наладчиком работал – куда только судьба не заносила.
– Во, отрывался, небось! – громко захохотал Виталик, – бабы в командировках халявные… слушай, а чеченок трахал?
Аревик бесило, когда ее называли чеченкой, и не потому что она плохо относилась к этой нации – просто в последнее время подобное сравнение воспринималось как оскорбление, хотя, чем основная масса чеченцев хуже основной массы тех же русских, она не понимала. Но еще больше ее возмущало мерзкое слово «трахать». Разве можно так говорить об отношениях мужчины и женщины? Когда-то давно она даже съездила Виталику по физиономии, но потом привыкла.
– Бывало, и «чеченок», – Сергеич усмехнулся (Аревик, вроде, даже видела его хитрое лицо).
– Ты – гигант, – протянул Володя задумчиво.
– Но они ж, небось, не все такие уроды, как наша, а, Сергеич? – заинтересовался Виталик.
Кровь бросилась Аревик в лицо. Хорошо еще, что перед ней уже стоял не тот разгневанный мужчина, а бабулька, у которой срезали электрический счетчик. Она была настолько ветхой, что,