и вон, в печи доходят. А соус… м-м-м-м! Сливки, маринованный лучок, арлезийский розовый перец и сырная корочка сверху!
– Мерзавец вы, дядюшка! – томно вздохнул Лучано, прикладывая ладонь к груди. – У меня аж сердце замерло! Такое рассказывать бедному голодному мне! Несите своих гадов, да блюдо побольше! И лимончиков! И сыра!
– Ты меня еще поучи, мальчишка! – расплылся Беппо в улыбке еще шире. – Уж накрою стол, будешь доволен. А теперь брысь, кошак наглый.
– Мя-я-яу! – весело отозвался Лучано и пошел мимо стойки в заднюю комнату, но вдруг передумал и вернулся.
Покопавшись в кошельке, хлопнул перед Беппо на стойку монету в пять серебряных скудо и указал взглядом на парочку, оставшуюся позади. Улыбнулся и попросил:
– Подайте детишкам чего-нибудь более… подходящего к случаю. Сладкого вина, пирога, ну и колбасок, что ли… Скажите, неизвестный синьор угощает их за свою удачу!
– Да уж соображу, чем накормить, – одобрительно кивнул дядюшка, ловко сгребая тяжелый серебряный кругляш, за который та же компания наемников, к примеру, могла бы гулять весь вечер.
Впрочем, оба понимали, что Лучано платит не только за все, что ему вздумается съесть или выпить, но и за отношение хозяина. Семья Беппо держала «Пьяную форель» уже несколько поколений, и трактирщик отлично знал, кому, что и когда можно и даже нужно сказать, а когда следует прикинуться глухим, как один из его начищенных до блеска котлов. Потому и обслуживал некоторых клиентов сам, а не посылал дочерей, обычно снующих по залу с подносами.
Насвистывая недавно услышанный в театральном балагане мотивчик, Лучано прошел в заднюю комнату и с порога широко улыбнулся, провозгласив:
– А не скучно ли вам только вдвоем, почтенные синьоры? Позволите присоединиться?
– Фортунато! – искренне обрадовался Фелипе, поднимаясь ему навстречу. – Вот это славно! Садись, ты как раз вовремя! Что будешь пить?
– Сангретту сейчас принесут, – отозвался Лучано, опускаясь на свободный стул напротив Фелипе так, что Витторио остался по левую руку.
Сесть спиной к двери ни один Шип себе не позволил бы даже смертельно пьяным, и то, что за небольшим столиком больше не было мест, пришлось очень кстати.
Он окинул накрытый стол быстрым взглядом. Рубленая говяжья голяшка, несколько часов томившаяся в печи под винным соусом, все еще исходила густым пряным запахом, ее принесли совсем недавно. На вертеле тоже было вдоволь колбасок, а из кувшина сангретты убавился всего стакан, да и тот Фелипе отпил на треть. Зато бутылка апельсиновой амарильи, выпивки дорогой и вкусной, но коварно крепкой, опустела наполовину, а на щеках Витторио уже цвел румянец.
Наверное, и Лучано он потому кивнул приветливо, но очень уж снисходительно. Это младшему мастеру-то! Видимо, решил, что с тем, кто получил эту должность в кровати, можно не церемониться.
«Идиотто, – вздохнул про себя Лучано, принимая от Фелипе чистый стакан, куда старый приятель