поиграть сам, без моей помощи?
– Да стрёмно как-то, если то, что ты сказал, правда…
– Можешь проверить эмпирически, но не советую, – Женя покачал головой, – сядешь и быстро. Короче, давай завтра утром созвонимся и обсудим детали. Мне тоже нужен хотя бы вечер, чтоб просчитать схему, – встав, Женя протянул руку; Юра машинально пожал ее и вышел в холл, где его ждала секретарша.
– Что-то вы бледный. Вы хорошо себя чувствуете?
– Нормально.
– Присядьте, – она указала в кресло, – сделать вам кофе?
– Да, – Юра тяжело опустился на мягкую поверхность.
Через минуту девушка вернулась с источавшей аромат дымящейся чашкой; присела рядом на подлокотник, и когда Юра брал чашку, глаза их встретились. Теперь он чувствовал обратный процесс – в него, будто вливалась энергия, пробуждая жажду деятельности, и вместе с тем, размывая, отбрасывая в туманное прошлое подробности их с Женей разговора.
Кофе было мало – всего на глоток, и когда Юра возвращал пустую чашку, девушка ласково погладила его по руке.
– Теперь вам лучше. Идите, – она проводила его и выпустила в сад, – до свиданья.
– До свиданья, – машинально повторил Юра, уже спускаясь с крыльца. Содержание беседы окончательно вылетело из головы, осталась только идея, четко сформулированная, ясная и неоспоримая – надо работать, надо двигаться в другие области. Нужен размах, тогда… что произойдет тогда, его совершенно не интересовало; он знал одно – теперь он свернет горы.
На следующее утро Женя позвонил ровно в десять.
– Значит, так – сказал он, – следующий шаг – Белгород. Покатайся по области, найди помещение и начинай строить завод; сметы привезешь – я дам тебе денег. Воронежем пусть командует Лешка. Хватит ему тупо заниматься инкассацией; он способен на большее, сам знаешь. Давай, не разочаровывай меня. До встречи, – и не дав Юре сказать ни слова, Женя отключился, и в трубке послышались короткие губки.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Состав подполз к перрону и ткнувшись в невидимую преграду, остановился. Проводник в мокрой от пота форменной рубашке, аккуратно протер поручень и отошел в сторону. Пассажиры выходили из душного вагона и останавливались, оторопев от свежего утреннего воздуха, а лишь затем пестрыми горошинами, раскатывались по перрону; слышался смех, громкие возгласы, чмоканье поцелуев… Наташа Чернова вышла последней – ее никто не встречал и спешить ей было некуда.
Она опустила на асфальт огромный пузатый пакет и спортивную сумку с яркой наклейкой, изображавшей морской берег, яхты и чаек; откинув со лба волосы, огляделась. Ничего здесь не изменилось, только когда она уезжала, была осень и шел мелкий дождь; люди запахивали плащи, удивленно глядя на ее короткую, не по сезону, кожаную курточку, но она-то знала, куда ехала, и ей было наплевать на эти взгляды. Зато теперь она попала в сезон – вся загорелая, в светлых брючках и бледно-розовой кофточке без рукавов. Наташа вздохнула, ощущая, как отличается тяжелый воздух ее малой родины от того, к которому она привыкла,