атушёваны чернильной беззвёздной пустотой.
– Не нравится она мне, – вздохнул Збигнев. – Нежилая она какая-то… Ни одного сигнального огня.
Природин промолчал. Нежилая – это почти точно. Но и не мёртвая. Псевдомёртвая.
Левое от шлюзового отсека крыло солнечной батареи было оторвано и болталось в стороне, удерживаемое только кабелем. А когда они подошли поближе, стало видно, что вокруг станции огромными мохнатыми мухами порхают отслоившиеся пласты эмали.
«Живут же здесь, – тоскливо подумал Природин. – Живут… Не живут, а обитают». Он протянул руку и нажал на клавишу.
– «Внимание!» – с расстановкой сказал он. – Я – «Горлица»! Я – «Горлица»! Вызываю «Порт»! Повторяю, вызываю «Порт»! Время: тринадцать тридцать шесть. Как слышите? Как слышите? Приём.
Эфир приглушённо трещал и свистел, затем сквозь помехи прорвался шелестящий голос:
– «Горлица»! «Горлица»! Я – «Порт»! Вас слышим хорошо. Время подтверждаем. Приём.
– «Порт», Я – «Горлица». Вижу «Скай Сэлут». Повторяю, вижу «Скай Сэлут». Перехожу на ручное управление. Попытаемся стыковаться. Как поняли? Как поняли? Приём.
– «Горлица», я – «Порт». Поняли вас хорошо. Пытаетесь стыковаться. Опишите, пожалуйста, состояние станции. Повторяю, опишите состояние станции.
– «Порт», я – «Горлица». Состояние станции плохое. Левая батарея станции смята и оторвана. Повторяю, левой батареи нет. Похоже, станция вообще без энергии…
– «Горлица», осмотрите состояние стыковочного узла.
Природин замолчал на некоторое время, вглядываясь в надвигающуюся станцию. Потом сказал:
– «Порт», я – «Горлица». Вижу стыковочный узел. Кольцо стыковочного узла немного помято. Повторяю, на стыковочном узле видны следы незначительных повреждений.
«Порт» несколько секунд молчал – видимо операторы Центра связи тоже пытались рассмотреть состояние стыковочного узла сквозь чересполосицу на своих экранах, – затем захлебнулся:
– «Горлица»! Немедленно прекратить стыковку! Как слышите? Повторяю, ни в коем случае не производить стыковку! Как поняли? Повторите, как поняли?! Стыковку запрещаем. Приём.
Природин покусал губы, помолчал. Станция надвигалась.
– «Порт», я – «Горлица», – наконец сказал он. – Понял вас хорошо. Стыковку прекращаем…
– Гости к нам, – внезапно, перекрывая все помехи, сказал из динамика ясный спокойный голос, и Природин ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок. Только сейчас он по-настоящему почувствовал, что станция на самом деле близко, и что они почти прилетели.
– Долгожданные и незваные, – продолжал голос. – Что ж, милости просим. А стыковаться можете. Стыковочный узел вполне надёжен.
Природин сразу не нашёлся, что сказать. Промямлил: «Здравствуйте…» – но тут же спохватился. Правильно ли он сделал, что поздоровался? Ведь это даже смешно… Если не горько. Во всяком случае ему никто не ответил. Тогда он откашлялся и ещё раз запросил разрешение на стыковку у Земли. «Порт» ошарашено дал «добро».
Только когда Збигнев со второго раза пришвартовал корабль к станции, Природин снова попытался связаться с ней. Станция упорно не отвечала.
– Это вы, Олег, напрасно делаете, – проворчал Стенли. – Не ответят они, не в их это правилах. Просто удивительно, что они вообще вышли в эфир. Если бы кто другой сказал – не поверил. А так, как это у вас говорится, у них словно в лесу что-то сдохло.
Природин ничего не сказал, но рацию оставил. Стенли, конечно лучше знать. Он здесь уже бывал.
Збигнев обесточил ручное управление и теперь, пристегнувшись за пояс к креслу, натягивал через голову свитер, бубня под нос какую-то бравурную мелодию.
Стенли взъярился.
– Эй, ты! – зло выкрикнул он. – У подножья памятников принято снимать шляпы! Если тебя этому мама учила…
Збигнев просунул голову в вырез свитера.
– Это вы мне?
– Матке Боске, – ядовито съязвил Стенли.
– Перестаньте! – вмешался Природин. – Я понимаю вас, Стенли, вы взвинчены… Но так нельзя.
– Да нет, Олег, – сказал Збигнев и, натянув свитер, застегнул ворот. – Стенли прав. – Он повернулся лицом к американцу. – Я приношу вам свои извинения.
Стенли отвернулся и процедил сквозь зубы что-то по-английски. Природину показалось, что он обозвал Збигнева губошлёпом, но на этот раз вмешиваться не стал. Не место было, да и не время мирить их здесь – корни неприязни Стенли к Збигневу были давние, сугубо личного порядка и исходили, собственно, из почти невинного вопроса Збигнева о брате Стенли, добровольно оставшемся на «Скай Сэлуте». Стенли вообще встречал подобные вопросы с большим напряжением, а тут ему показалось, что Збигнев ко всему прочему улыбается. Он взбеленился, накричал на Збигнева, обозвал молокососом и «пшечиком» и с тех пор по любому поводу открыто выражал ему свою антипатию.
– Збигнев, проверьте, пожалуйста, герметичность переходной камеры, – распорядился