защитного шлема… Донован переломил арлет. Указатель заряда стоял посередине шкалы. Где же ты его достал, Кирш? Ведь на всех синтезаторах на его производство наложено вето… Он поморщился. Пятки болели, будто их отбили бамбуковыми палками (это прыжок, подумал он), а левое плечо совсем не чувствовалось, занемело, покалывало. Зацепило-таки облако. Он сунул арлет в карман и стал усиленно массировать плечо. Кто же мог ожидать от тебя такой прыти? Донован поднял кособокий стул и сел. Именно такой…
Кирш неподвижно лежал на полу. Донован огляделся. Синтезатор был разворочен, все рубильники, клавиши, кнопки выдраны из своих гнёзд с корнями; ни одного целого стекла, ни одного целого экрана… Сбоку на панели виднелся жёлто-кристаллический потёк кислоты, а на полу, на том месте, куда она стекала, вздувшиеся пузыри жжёного бетона.
– Вставай, – сказал Донован.
Кирш не шевелился.
Тогда Донован, кряхтя от боли, встал, приподнял Кирша под мышки и прислонил к стене. Голова Кирша свесилась. Донован увидел под пультом синтезатора баллон с водой, достал его и, открыв вентиль, начал лить воду на голову Кирша.
– Я в сознании, – тихо сказал Кирш.
Вода всё лилась. Кирш открыл глаза и поднял голову.
– Я в сознании, – громче повторил он. – И даже его не терял.
– Жаль. – Донован бросил баллон на пол. – Для всех было бы лучше…
– Ты не галлюцинация? – спросил Кирш. – У меня в последнее время часто…
Он потрогал подбородок.
– Впрочем, нет. Давно прилетели?
– Давно… – Донован на ватных ногах вернулся к стулу и сел. – Вчера.
– А-а…
Они помолчали.
– Ну, здравствуй, Кирш.
– Здравствуй, Донован. Айю видел?
Донован кивнул. Что же я хотел спросить? – мучительно думал он. Что? Столько было вопросов… Его начал бить озноб.
– Давно… всё это началось?
Кирш судорожно вздохнул.
– Давно… Не помню. Сейчас что – день?
– Убитых… Сколько убитых?
– Н-не знаю.
Снова воцарилось молчание.
– Понимаешь, – сказал Кирш, – я думал: будут убитые, немного, без этого ведь нельзя, но потом кто-то кого-то возьмёт в плен, кто-то победит… Появятся лидеры, всё прочее…
Внутри у Донована словно что-то оборвалось. Последняя призрачная надежда… Ему стало жутко и в то же время бездонно тоскливо. Последняя, почти нереальная надежда, что всё-таки Кирш не имеет ко всему этому никакого отношения, рухнула. Рухнула также беззвучно и страшно, как обрушивались остовы домов под лучами интеграторов, – первое, что увидел Донован с орбиты.
– Всё-таки это ты, Кирш…
Кирш сник.
– Знаешь, я много думал. Я всегда был дилетантом. Раньше – как поэт, теперь – как вершитель чужих судеб…
– Я, я, я! – взорвался Донован. – Всё я! Устроил бойню, а думаешь только о себе! Зачем ты это сделал? Заруби на носу: если теория негуманна – она абсурдна!
Кирш