* * Плывут облака надо мною грядою белой, плывут... Ну, а мне-то какое дело? Живое жить хочет. Я тоже не исключенье. Но чувствую, точит и гложет и с каждым мгновеньем подбирается к горлу всё ближе, алчная, злая. Я лапы костлявые вижу, изнемогая. Но нет! Не оборвана лента — я жив. И покуда не создал из смерти легенды, жить буду. Просыпаюсь рано очень, чувство времени теряю, месяцу шепчу «спокойной ночи», видимо, хвораю, видимо, какой-то тяжкой хворью (и уже без пьянства), словно сам с собою спорю, мыслей постоянство я утратил, но когда за окном темно, думаю: всегда поэзия со мной.
Ванде Вилкомирской
Стоит ли струны мучать,
если молчание – лучше,
если сути молчанья
никто не постиг,
если против молчанья —
только крик?!
Нет! И против молчанья
кое-что есть!
Скрипки твоей звучанье,
мой жест.
Дуб
Я иду, и на ходу меня шатает.
Жизнь с меня, как лист осенний, облетает.
Что за лист? Дубовый ли, кленовый?
Все равно не вырастает новый.
Что ж? Любви немного было,
было и добро и зло,
много гнева, нежности и пыла —
всё прошло.
Листья, листья рвутся, и на каждом —
имя! Имя – на любом листке.
Назови торжественно и важно
имена родные те.
Нет! Осенний ветер
снова принимается качать
цепкие, нагие ветви.
Больше мне счастливым не бывать.
Голый ствол один белеет,
а над ним – метели белый клуб.
Ну так что ж! Смелее!
Это я – тот дуб.
18 X 1961
Плакат
И сбежали вётлы вниз по бугорочку,
а там берег обрывист —
выстроились ветлы в цепочку,
склонились.
Гей! Край родимый!
И пошли себе рядами ветлы
песочком белесым.
Может, песня старая зовет их
к лесу?
Гей! Край родимый!
Нет, полями мазовецкими, куявскими
идут-поспевают,
чтобы некий музыкант варшавский
воспевал их.
Гей! Край родимый!
А в конце пути, в дальней дали,
запоют, как умеют, зальются,
может быть, иногда рассмеются
или листья зашепчут в печали?
Гей, листья усыпали берег.
Гей, Фридерик...
21 XI 1961
Роды
Роды? Что ж! Крутило, ломало
женское тело сначала.
Из него понемногу, помалу,
выходило что-то, кричало.
Спеленают, сядут около,
школьный ранец дадут,
и тогда слетятся