подобным чувствам. И правильно, так как Люся сразу добавила: – А говорят, француженки знают толк во всяких любовных штучках. Правда, что ли, Женька?
– Неправда, Люська, – в тон ей ответил Ильясов, продолжая лучезарно улыбаться, чтобы Софи, пока еще мало понимавшая по-русски, не заподозрила неладного.
– Да что они там могут знать, – как теплоход, прогудел на весь зал прилетов непосредственный Вася. – В ней веса, как в кошке. Баба должна быть в теле! – и он похлопал Люсю по округлому плечику. Сестра кокетливо хихикнула.
Софи переводила взгляд с них на Женю, ожидая, пока ей переведут.
Благослови, господь, британских ученых, которые пока не придумали, как встроить синхронный переводчик в человеческие мозги!
– Люсиль и Базиль, – сказал Женя, – выражают свое восхищение твоим внешним видом и вашим знакомством. Предлагаю пойти за машиной.
– О, конечно.
У Софи был с собою небольшой, абрикосового цвета чемоданчик и сумка через плечо. Вряд ли она отдала бы свой багаж Ильясову (эмансипация достигла невиданных высот, зачастую переходящих в чистейшей воды абсурд), да и он не смог бы взять это абрикосовое нечто. Но хотел.
«Это из пионерского детства, – мрачно подумал Женька. – Дергай одноклассницу за косички и носи ее портфель, тогда она поймет, что нравится тебе». Беда в том, что, во-первых, ему уже за тридцать, детство осталось далеко позади, а во-вторых, во Франции с пионерией как-то… иначе. Культурный контекст совсем другой. Хотя пионерская организация там существовала, насколько Женя помнил.
– Идем, – велел Женя родственникам, повернулся, высматривая табличку с многозначительной надписью «Rent a car»[2], и тут мужской голос, бархатный, как коробочка с обручальным кольцом, произнес совсем рядом:
– Mon Dieu, Sophie! C’est toi? Est-il possible?[3]
3
С собою я в опасную дорогу Взял много молодых и одаренных, Восторженных, толковых и веселых, Готовых к приключениям и славе.
Незнакомец оказался выше Женьки где-то на полголовы – а Софи, значит, на голову. Загар, который принято почему-то называть альпийским (приобретаемый зачастую не в Альпах, а в соляриях), художественно взъерошенные черные волосы, голубые глаза того неповторимого холодного оттенка, что бывает у крупных топазов. Снимать в три четверти, прикинул Ильясов, и голову чуть наклонить, а очки зацепить дужкой за вырез рубашки… а, они так и висят.
Мужчина, обратившийся к Софи по имени, явно знал, как себя подать.
– Неужели не помнишь? – весело спросил он, обращая внимание на Софи, только на нее, и ни на кого больше. – День рождения твоего отца, ресторан в «Негреско»…
– Анатоль! – она всплеснула бы руками, будь обе свободны, а так пришлось махнуть одной. – Конечно же!
Они расцеловались – три раза чмокнули воздух друг у друга над щеками, – и неведомый Анатоль отодвинулся, разглядывая Софи.
– Превосходно выглядишь, дорогая.