Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
среде католических и протестантских полемистов, однако напрашивается вопрос: была ли его слава столь велика, чтобы на украинских землях Польско-Литовского государства кто-то мог говорить о нем как о «непревзойденном»? Скорее всего, «Варон», упомянутый в документе, – не современник Петра Могилы, а один из величайших писателей и риторов Древнего Рима Марк Терентиус Варон, имя которого было использовано неизвестным автором документа для того, чтобы указать на классическое образование, полученное Могилой[121]. И, наконец, так называемый Каталог Киевских митрополитов, составленный в ХVІІІ веке, утверждает, что Петр «обучался греческому и латинскому языкам, словесным наукам и богословию неизвестно в каких училищах, а по сказанию-де некоторых, якобы от отца послан был в Парижский и другие зарубежные университеты»[122].
Таким образом, мы имеем, хотя и позднее, неясное и небесспорное, но все же указание на то, что образование Петра Могилы не ограничилось домашним обучением. Он мог быть послан за границу с целью дальнейшего образования по воле отца (вероятно, посмертной). Поскольку, по свидетельствам, Симеон Могила относился к католикам с терпимостью, а иезуиты предлагали лучшее в Европе того времени образование, предположение, что Петр мог учиться в иезуитском коллегиуме, можно оспорить, но его нельзя исключить. В то же время он мог начать обучение в одном месте, а завершить (или не завершить) его – в другом. Происхождение «парижской» версии остается неразъясненным, а ее правдоподобность – сомнительной. Последнее относится и к попытке Щурата определить иезуитскую коллегию Ла Флеш как место возможного обучения Петра Могилы. Прочие бытующие в историографии версии, связывающие его образование с академией в Замостье, Голландией и т.п., являются вообще ни на чем не основанными[123].
Рассматриваемые в более широком контексте, эти предположения не противоречат, а, кажется, дополняют друг друга и согласуются с другими известными фактами биографии Петра Могилы. Так, сославшись на наличие в семье двух старших сыновей, Казаку высказал мысль, что еще при жизни Симеона могло быть принято решение дать Петру такое образование, которое позволило бы ему в дальнейшем попробовать себя как на политическом, светском, так и на духовном поприще[124]. Кроме того, «свободные искусства», упомянутые в панегирике Баевского, были основой гуманистической программы обучения практически во всех европейских учебных заведениях того времени, включая иезуитские коллегиумы. «Латынь и греческий», о которых говорится в письме Смотрицкого, были языками, на которых, в свою очередь, основывалось преподавание «свободных искусств». В этой связи напрашивается еще одно важное соображение. Позднейшие инновации Петра Могилы в области образования, формирования системы русского православного богословия и организации церкви, а также неоднократно высказанная в его работах неприязнь к протестантизму указывают на прямое глубинное заимствование опыта и методов ордена иезуитов. Кроме того, если он и в самом деле