один, гад!!! Его надо привлечь!
– А ведь существует такая статья, да? – вдруг ворвалась она тревожным возгласом в негромкий говор мужчин на Зойкиной кухне.
– Которая? – Черные брови сошлись над широкой переносицей, разговоры разом стихли.
– Доведение до самоубийства, так?
– Да, за это предусмотрено наказание, – осторожно заметил дядька. И тут же его толстый указательный палец с идеальным розовым ногтем поднялся вверх. – Но это весьма сложно доказать.
– Да что же тут доказывать-то, господи! – воскликнула Светлана и откачнулась от дяди Коли, все время стремящегося ее укрыть от посторонних широченным своим торсом в необъятной куртке с заклепками. – Федька! Это он!!!
– Федька кто у нас? – вопросительно стрельнул в ее сторону ярко-синими глазами, надо же, под черными бровищами оказались такие вот глаза.
– Федька – бывший муж! Он, мерзавец, довел ее до такого… – Светлана неопределенно махнула в сторону выхода из кухни рукой.
– Чем конкретно?
Синие глаза строго глянули в сторону дяди Коли, которому все это не нравилось и которого, судя по всему, это все жутко тяготило. Он без конца отворачивал левый рукав куртки и смотрел тревожно на часы, потом оглядывался на водителя и вопросительно дергал плечами. Торопился, видимо. Он вообще был очень занятым человеком. Занятым, деловым, предприимчивым и заботливым в отношении жены. К ним – ее девчонкам – он относился по-разному. Временами опекал. Временами помогал. Временами раздражался. Ну а в общем и целом Зойка и Света были ему по барабану. Не доставали, и то слава богу.
Девочки достаточно взрослые – Светке двадцать семь, Зойке двадцать девять. Достаточно обеспеченные. Благодаря неожиданному наследству от помершего на чужбине папаши. Самостоятельные. У Зойки бизнес. У Светланы тоже что-то намечается, не определилась пока толком, в поисках себя. На что живет? Процентов за глаза хватает и на хлеб с маслом, и на шмотки, и на то, чтобы за квартиру платить. Да и берет какие-то заработки то там, то сям. Чего ей? Семеро по лавкам, что ли, голодают?
Так обычно дядя Коля разглагольствовал при посторонних. Да так и думал, наверное. Он вообще врать не любил. Врать и изворачиваться. Как было, так и говорил. Сейчас он вот молчал, но маялся. Видимо, спешил. А может, объяснения с матерью боялся. Вот чего Светка делать не станет точно, так это сообщать обо всем матери. Она не выдержит. Она тогда точно помрет. Пусть уж дядя Коля. Пусть он все.
– Дядь Коль, – позвала его Света, когда Зойку уже унесли на носилках, и народ, облеченный полномочиями, начал мало-помалу расходиться. – Ты… Ты…
– Я все сделаю, детка, – догадался он, кивнув, его рука легла ей на плечо, слегка сжала. – Ты давай, поднимайся, мы отвезем тебя домой. Маме… Маме я сам скажу. И насчет похорон распоряжусь. Ты не переживай хоть за это. Впереди очень трудная неделя. Неподъемно трудная…
Трудным неподъемно оказался весь последующий месяц. Дни медленно ползли, наполненные болью, скорбью, тревогой за мать и странным, непонятным ожиданием. Для