понимала, что от того, справится или нет с болезнью Павел, зависит не только его собственная, но и ее жизнь. Орлов не помощник, никакое заступничество гвардии, которая и так братьями Орловыми недовольна, не спасет. Но сейчас думалось не о том: цесаревич метался в бреду.
Екатерина вспомнила, как болела в первый год своего пребывания в Петербурге сама, разве что ни гроб приготовили, а она выжила. Что помогло? То, что крестилась и исповедалась, а еще молебны за здравие. Павел крещен сразу же, исповедоваться пока ни к чему, а молебны императрица заказала немедля. Их служили и в храмах, и прямо в комнате, где метался в жару цесаревич.
– Господи, сохрани жизнь моему сыну! Построю больницу для малоимущих.
То ли природа все же взяла свое, то ли молитвы помогли, то ли данный матерью обет, но на восьмой день жар спал, угроза жизни миновала.
– Никита Иванович, кто в Москве из архитекторов больницу лучше построить сможет?
Панин хотел сказать, что денег все равно нет, но Вяземский быстро нашел выход:
– Надо сыскать должника, чтоб он за свой счет и построил.
– Вот ты, Александр Алексеевич, голубчик, и найди. Но чтоб он ради своего освобождения от долга не настроил тут сараев, которые первым же ветром порушит.
– Найду… есть на примете…
По тону, которым говорил Вяземский, было понятно, что должник у него есть на примете.
Екатерина разговор продолжать не стала, но позже осторожно поинтересовалась у Вяземского:
– Ты кого нашел-то, Александр Алексеевич?
Сердце верно предчувствовало, назвал да такого, что императрица дар речи потеряла:
– Глебова Александра Ивановича.
– В своем ли уме?
– Могу доказать… Немало в карман положил за Семилетнюю войну, пока поставками в армии занимался.
Екатерина рукой махнула:
– Ежели всех обвинять, кто в те времена нажился, так тюрем не хватит.
– А я не о тюрьме речь веду. Есть у него рядом с Даниловым монастырем большая усадьба, старая, сильно запущенная, почему бы не пожертвовать на благое дело?
– Я сама поговорю…
– Как пожелаешь, матушка.
– Ну ты-то хоть матушкой не зови!
Вяземский рассмеялся:
– Хорошо, Ваше Величество.
Цесаревич Павел выздоровел, все обошлось, генерал-прокурор Глебов Александр Иванович вдруг пожертвовал в пользу казны (злые языки поговаривали, что просто вернул часть награбленного, но на то они и злые, чтобы хулу на умных людей возводить) свою московскую усадьбу. Тайный советник Иван Онуфриевич Бурлыкин занялся подновлением старых зданий, сделали все быстро: и уже через год больница, названная Павловской, приняла первых пациентов. Было их всего двадцать пять, через год началась постройка новых корпусов, церкви и флигелей для служащих.
Об открытии было объявлено: «…неимущие люди мужеска и женска пола, как лекарствами и призрением, так пищею, платьем, бельем и всем прочим содержанием довольствованы будут из собственной, определенной Его Высочеством