и грабить, и убивать. Все выворачивалось наизнанку, приобретало обратное звучание. И, что существенно, капитализм, появившийся у нас позже, стал именно таким, каким его изображали до этого в наших газетах: то есть именно грабительским, отвратительным.
Алексей Козлов:
Те, кого называли «стиляги», собирались в Москве на улице Горького. За пределами Москвы только в Ленинграде это еще могло быть, на Невском проспекте – Аксенов мне рассказывал, как он там ходил. Но вообще это было московское явление, причем, именно центровое.
Возможности такой не было в провинции совершенно точно. Это только в Москве польские и югославские журналы продавались. Может, еще в Ленинграде. Больше нигде. Москва была тогда уникальным местом – в ней происходили вещи, которых в советском союзе не было больше нигде – кинофестивали и т д. Даже при «Хруще», а при Сталине тем более. Москва была центром информации, проникновения из-за рубежа дозированных запрещенных знаний. И мы этим пользовались. Моментально рассказывали – ой, вот там вот сейчас можно купить что-то. Тут же все скупалось и читалось и рассказывалось. Кто узнавал, тут же рассказывал другому.
Это была такая москвоцентристская политика Сталина – он все сконцентрировал в одном месте. Из Москвы уезжали поезда, набитые продуктами, каждый день. Потому что Москва снабжалась так, как ни один другой город в СССР. Помню, мои родственники из Казани приезжали, на самолете из Томска прилетали, чтобы купить мяса. В Москву свозились на фурах эти продукты отовсюду и здесь перерабатывались. Приезжали люди из деревень – например, четыре человека, – и вся деревня собирала им деньги и чемоданы. Продуктами набивали чемоданы, привозили и раздавали соответственно деньгам, которые скидывались. А потом приезжали через неделю другие люди. Я жил на Сретенке, где были все эти мясные магазины, и там рядом три вокзала, потом – Курский, и там были эти «мешочники», как их называли. Из Владимира, Ярославля – через Сретенку переходили из одного магазина в другой. И там же еще был магазин «Тюль» – за тюлем очереди стояли.
Валерий Сафонов:
В Москве был знаменитый «Коктейль-холл», где развлекалась «золотая молодежь» и стиляги, – на улице Горького. Но мне по возрасту туда не пришлось попасть, мне четырнадцать-пятнадцать лет было, а потом его закрыли. Один раз я туда зашел – очень красивое помещение, отделанное деревом. Дуб мореный такой. Европейский такой, что ли, стиль. Когда его закрыли, там открыли, по-моему, кафе-мороженое, и всю ту ободрали деревяшку, всю красоту нарушили.
Борис Алексеев:
«Бродвей», она же улица Горького – это как в Лондоне, где те, кто живут вокруг какого-то там места, все они считаются кокни, у них свой жаргон, свой язык – русский человек на кокни не умеет говорить и не понимает его совершенно, если вы очутитесь в Лондоне, вы не поймете этот разговор. Так и те, кто жил вокруг улицы Горького, вот они были стиляги. Они там каждый день ходили, по определенной стороне, в «Коктейль-холл» – пили коктейли. А я-то жил на Соколе – это надо