появлением первого посетителя у меня что-то клокочет в горле, что-то замирает в груди, что-то щекочет под лопатками, но посетитель, не взглянув на стену, направляется к стойке бара.
«Бывает Судьба, – думаю я, – а бывает Удача!»
Под потолком тихая музыка – бархатный голос поёт по-английски «Люби меня, люби меня снова!»
Мирьям сидит прямая, напряжённая.
Тряся сверкающими кудряшками, Кучерявый подходит к нам и спрашивает:
– Что здесь делает Мирьям?
– Приобщается к искусству, – объясняю я.
– Искусству? – Прищурив глаз, Кучерявый подчёркнуто сомневающимся взглядом осматривает стену с моими рисунками. – Где здесь искусство?
– Пошёл вон! – тревожусь я, потому что никогда нельзя знать заранее, к чему может привести дурной глаз.
Гляжу на Мирьям: она молоденькая, свеженькая, чистенькая и, разумеется, что-либо испортить не может.
В кафе заходят одновременно человек восемь-девять. Музыка под потолком обрывается, и женский голос объявляет о выставке картин Ашера Сегала. Рисунки продаются. Цена умеренная. Расчёт вести с хозяйкой кафе, г-жой Плоткиной. И опять растекается музыка – саксофон играет так, словно его что-то смущает.
– Ой, глядите! – неживым голосом шепчет Мирьям и указывает на несколько человек, которые приближаются к моей стене.
«Только бы не очень близко…» – думаю я.
– Ой, Ашер!.. – Мирьям показывает на мужчину в белой рубашке и белых брюках. Тот внимательно разглядывает портрет монашки-негритянки, которую я рисовал в Иерусалиме – монашка стояла возле Яффских ворот и разглядывала толпу туристов. Меня влекло обрамлённое белым сукном лицо, на котором лоснились губы величиной со среднюю картофелину.
Склонив голову набок и почёсывая за ухом, мужчина разглядывает негритянку, и его правая штанина вздрагивает на том месте, где должно находиться колено.
«Надеюсь, он не посмеет пнуть монашку ногой!» – клокочет во мне ужасная мысль, но мужчина вдруг подзывает г-жу Плоткину. Пока они беседуют, глотаю слюну.
– Друзья, – прошу я, – пожалуйста, подержите-ка фиги!
Кучерявый охотно сооружает громадную фигу перед моим носом, а Мирьям опускает руку под стол.
Под стук моего сердца г-жа Плоткина снимает со стены «Чёрную монашку».
– Ой! – вскрикивает Мирьям и достаёт из-под стола руку.
– Фигу можешь опустить! – говорю я Кучерявому. – Подустал, наверно…
– Нисколько! – руку Кучерявый держит твёрдо, словно в ней не фига, а боевой меч. – Могу подержать ещё!..
На нашем столике появляется бутылка «Кармель Мизрахи», и я не спеша разливаю вино по рюмкам.
– Господи! – просит Кучерявый. – Господи, пошли, пожалуйста, на Ашера Сегала ежедневно по чудаку в белых брюках!.. Господи!..
Одобряю выступление Кучерявого и мысленно подсчитываю заработанное на «Чёрной монашке»; после вычета процентов, которые причитаются хозяйке кафе, получится, примерно, сумма стоимости трёх порций биточков. Конечно, не богато,